ДЕТДОМОВКА

ДЕТДОМОВКА
1
Ползла гроза. Слепящей белой сетью
Пронизывала толщи облаков.
Окно, померкнув, не давало света,
Нависла тяжесть темных потолков…
…Пальнули пушки и сверкнуло сталью.
Пол дрогнул. Но царицей на пиру
Стояла в доме печь монументально…
Анютка, словно в темную нору,
Вмиг забралась на печку, под овчину.
Запрыгнул кот, мурлыча, рядом лег.
Зажгла, кряхтя, старуха от лучины
Пред образами тусклый огонек.
Смотрела внучка в щелочку украдкой,
Как бабка крестится, прерывисто шепча…
Огонь маячил в маленькой лампадке…
Дождь успокоенно по стеклам застучал…
Уснула Аня. А когда проснулась,
Зеленым морем колыхался день.
По небу радуга невиданная гнулась,
Парили крыши мокрых деревень.
«Айда на речку!!» - по серебряному полю –
Летели капли теплые с овсов…
Бегом – на солнышко, на желтый плес, на волю,
В обход еловых сумрачных лесов.
Там – сказка. Буераки и медведи,
Корова забредет – и пропадет…
С тех пор, как бабка схоронила деда,
За ягодой, грибами не идет.
И Аню не пускает. Лишь на речку –
С ребятами… Верхом! И конь – несет!
Нырять до одури, играть песчаной сечкой…
Жаль, в животе от голода – сосет…
Ходить по горкам и выкапывать саранки,
Капусту заячью и щавель пожевать…
Ослабнув, собираться спозаранку,
Куски «за Христа ради» собирать.
Не раз такое было – лапти, палка,
Чтоб от собак отбиться, и – сума.
За бабкой, по дворам, взывая жалко…
И – окон неотзывчивая тьма…
Тошнотный запах плесневелой корки:
До крошки съела – полон рот слюны…
Быть бабке тощей, слабою подпоркой.
А ночью – хлебные, несбыточные сны…
2
Вызванивает мерзлая дорога,
Шумит на колокольнях воронье.
В санях солома, что не греет ноги.
Овчина холодит – одно рванье.
Поля белеют. Кружится поземка.
Стучат копыта, сани шелестят.
Ямщик поет гнусаво и негромко.
В тряпье глаза Анюткины блестят.
На постоялом, ноги разминая,
Ямщик топтался, ухал с матерком.
В окне замерзшем огонек качался…
Поила тетя теплым молоком.
А большего Анютка и не помнит.
Уснула, чуть до лавки добрела.
Ямщик вздыхал, сидел горою темной
С хозяйкой у широкого стола.
И снова бесконечная равнина,
В снегу деревни, псы на крышах спят.
Идут дымы, темнеет ельник синий,
Привычно сани мерзлые скрипят…
Приехали – смеркалось. Укачало.
Снег таял. На пол капала вода.
Замкнулся круг. Жизнь началась сначала.
Сиротская. И это – навсегда…
Приютские девчонки тормошили.
Ей дали платье – чуть ли не до пят.
Где спать ей – в громком споре порешили.
Проснулась ночью. Тошнота. Все спят.
Искала выход. Двери открывала,
Звенел посудой старенький буфет…
В снег на крыльце. Живот скрутило. Рвало.
Не доводилось пробовать конфет,
А тут как с куклою играли, угощали…
Пришла обратно и калачиком легла.
Ей утро неизвестность обещало.
Смотрела ночь из каждого угла.
3
Я помню, маму хоронили.
Гроб черный на большом столе.
Чужие бабки голосили.
Дождь плакал – капли на стекле.
Стою на лавке у окошка.
Чернеет слякоть. Людный двор.
О ноги шоркается кошка…
Глухой невнятный разговор…
Гроб вынесли – и на телегу.
Меня не взяли. Я реву.
Крупа нетающего снега
Крошится в жухлую траву…
4
Визг летел по коридорам.
Добежать – и дверь на крюк.
Ссора – с самым главным вором!
Он сказал: «Тебе – каюк».
По доверчивости – пытка,
Вспомнишь – слезы на глазах:
Попросила же воспитка
О мальчишках рассказать!
А теперь идет охота.
Обещали, что убьют.
Вот в окно стучится кто-то.
За углом, должно быть, ждут.
Тихо… Может – просто шутка?
Двор. То – тень иль человек?
Вдруг – удар. Летит Анютка
Без сознанья в красный снег…
А потом в тревожном гуле
Слышит: «Кажется, жива…»
И жужжит немолчно улей,
Уплывает голова…
5
Вора исключили из приюта.
«Ну, живи…» - прощальные слова.
Помнила их девочка Анюта,
Когда спазмами болела голова.
И – жила. Листы с деревьев пали.
Как дожди холодные пошли,
Все приютские картошку добывали
Из прокисшей глинистой земли.
Шла, босая, по стерне, тропинке,
Рядом – грузовик урчал в грязи.
И солдатик бросил ей ботинки:
«Эй, возьми, сестрёночка, носи!»


6
У пацана с груди сорвали крестик.
Судили строго. Комсомольский вождь,
С глазами жесткими, был невысок и крепок.
Дрожала Аня: «Я скажу – не трожь!».
Она сама, за баней, торопливо
Сняла свой медный крестик на шнурке,
И закопала, словно схоронила.
Стряхнула грязь, прилипшую к руке.
Не вспомнила о бабкином наказе.
Как страшно, если б к ней шагнул комсорг?
Избавилась, и полегчало сразу.
Но пел в душе тоскливый голосок…

7
В новую веру нас обратили.
Словно остригли, окоротили.
Стали нам рамки прежние узки,
Все мы надели новые блузки.
Огонь вокруг шеи, звезда на груди!
Нас – легионы! Мы – впереди!

8
Сегодня на собрании
Разбирали Галку.
Она тряслась заранее –
Не перегнули б палку.
Не нужно возмущаться!
Пусть она ревела,
Взгляды-то– мещанские!
Чтоб – пересмотрела!
9
«Я завела дневник,
Чтоб было с кем поговорить.
Ведь я одна на белом свете.
Подружек много, нечего таить,
Но нет того, кто б пожалел, приветил.
В девятом классе я. И хорошо учусь.
Участвую во всех мероприятиях.
Я вида не подам, когда находит грусть.
Еще стесняюсь нищенского платья.
У нас детдом – что дружная семья.
Мне здесь свободно и спокойно, даже слишком.
Мне даже страшно, как спокойна я.
Боюсь, что сердце превращается в ледышку».
10
Голубоглазая стеклянная весна.
Стук каблучков по мокрому асфальту.
Ночами смотрит стылая луна.
А днем слепят и млеют солнцем парты.
Учиться надоело! Только год,
Последний, дотянуть. Распределение.
Ее, специалистку, школа ждет
В каком-нибудь заброшенном селении.
Ну а пока - зубрежка и разбор
Чужих уроков, планы и задания,
Очередной недолгий разговор
У клубного приземистого здания.
Он пригласил: «Прекрасное кино!»
А после – танцы, вот и все свидание.
Но почему-то тяготит оно,
И сердце отвращается заранее.
Домашний, вежливый и сдержанный мужчина.
Он ей простил недавний нервный срыв,
Когда вдруг разрыдалась без причины,
Самозабвенно, о приличиях забыв.
«Что за истерика? Ах, девичьи капризы».
Хватило сил сказать ему «Прости».
Весна… И голуби теснятся на карнизах.
И на свидание не хочется идти.
11
«Пишу дневник. Хочу воспеть подругу.
Она, что солнце в небе, всех милей!
Мы с Машей доверяем все друг другу,
Мы с нею – сестры! Дружба – не разлей!
Я без нее отчаянно скучаю.
Придет – то бесимся, то ходим в парк гулять.
Она из дома письма получает.
Читает мне. А мне и не понять,
И не представить, как это прекрасно:
Иметь родителей, и брата, и сестер!
Мечтаю я, быть может и напрасно,
Женою зваться с некоторых пор.
Вот есть Андрей у Машеньки-подруги.
А у меня – приятели, друзья.
В моем привычном скучноватом круге
Назвать любимым никого нельзя.
Не хочется об этом. Сердце ноет.
А прочие знакомства – «по рублю»…
Вот Маша счастлива
и радостно-спокойна.
Я не завидую. Я так ее люблю…»
12
Стучат колеса. Летний жаркий вечер
В окно вагонное, медовый, залетел.
Зашелестел на столике газетой,
Взъерошил волосы, запел и засвистел.
Стучат колеса. Грохот по мосточкам.
Изгибы рек, зеленые луга…
У Анны сердце – трепетным листочком
Волнуется… То горы, то тайга…
Поля… Гречиха розовая, клевер.
Деревни, станции. Даль в дымке голубой.
На Обь лежит их путь, на Север.
То Маша позвала ее с собой.
Она – домой. А Анна – в неизвестность.
Судьба вмешалась, кажется, сама.
Как встретит Машкино семейство, интересно?
А впрочем, надо ль голову ломать?
Свобода – одиночеству подруга.
Вот съездит, погостит – и в город свой.
Их с Машей разбросает друг от друга,
И Анна – в новую работу, с головой…
Уф, эти мысли. Лето! Стук колесный!
По коридорам бродят сквозняки.
Дух знойный, травяной, покосный,
И – стаи рыб на дне большой реки!
Тень поезда – по водной светлой глади…
В стекле вагонном – отражение лица…
Не надо в жизни перемен, не надо…
Так бы и ехать, ехать без конца…
13
Низкое небо.
Северное лето.
Северная небыль,
Письма без ответа.
Озерки-болота,
Вольно серым уткам.
Щедрая охота –
Счет потерян суткам.
Выпадет порошка –
Прихвати лукошко:
Ягода морошка
Сыплется в ладошки.
Гнус заснул свирепый
До другого лета…
14
Отец добродушного, видимо, нрава.
Как же тепло, хорошо у них, право.
Мать все хлопочет, словно несушка.
Сестры - красавицы и хохотушки.
И любопытные Машины сестры:
Все задают без умолку вопросы.
Не разглядела, каков Павел - брат.
Явился с охоты – чумаз, бородат.
15
«Я не привыкла в зеркало глядеться.
А тут вцепилась. Серые глаза.
Овал лица? Не круглое, как месяц,
Но и худым назвать никак нельзя.
Цвет челки – русый. Легкие кудряшки.
Нормальный нос. Губ уголочки – вниз.
Все в норме. Чуть полнее Машки.
Я сильная и гибкая, как рысь.
Такая, как добыл недавно Павел.
Он молчалив, зеленоглаз и худ.
Вчера брусники туесок поставил:
«Тебе». А сестры тут как тут.
Я от отчаянья и счастья замираю,
Когда он ясно смотрит на меня.
От мысли об отъезде – умираю.
Пять дней осталось до немыслимого дня…»
16
«Представить не могла, что так бывает.
Люблю я каждой клеточкой его.
Любовь моя, чем дальше, прибывает,
И больше мне не нужно ничего.
Все так стремительно, нежданно разрешилось.
Две свадьбы отыграли в один день.
Мне платье свадебное второпях пошилось,
Родня приехала из дальних деревень.
…Маша, похоже, на всех разобиделась.
С Андреем уехала, я с ней не увиделась…»
17
На этом обрывается дневник.
Закончилась детдомовская эра.
Кто предсказал бы Анне в этот миг -
Скорбей и радостей какая будет мера…
...Что с Машей дружба навсегда прервется:
«Как, Анька, - в роли братовой жены?!»...
Ни писем, не приветов не дождется,
Живя с сознанием неведомой вины.
...Что мать окажется породы староверов,
Из тех, что ковш воды не подадут.
Любви свекрови, не теряя веры,
Поищет Анна, да напрасен труд.
Случится в прорубь провалиться махом,
В дом ступит – с подола ручьем вода.
Свекровь ей: «Вытри пол, неряха»…
Сиротство горькое… И это – навсегда…
...Что будет муж ревнив, характером тяжел…
Родятся дочери и сын любимый…
Но будет жить она с открытою душой,
Людьми востребована, всем необходима..
Увидит внуков, не придется долго ждать…
Вдруг заболеет и подастся в церковь дочка,
Вначале Анна ее будет осуждать,
Но вскоре жизнь сама поставит точку…
У Анны голова болела прежде,
А тут – диагноз, рухнет мирное житье:
«Рак мозга»…
Но умрет она в надежде,
Что есть кому молиться за нее…