На обороте старых фотографий, Среди до боли мне знакомых строк, Наперекор канонам эпитафий: - А через год родился наш сынок!
Ну, то есть я. Военных лихолетий Угас пожар, под пологом страны Рождались мы, уже другие дети, Не знавшие ни горя, ни войны, Но видевшие взрослыми глазами Растерянных, внезапной тишиной - Людей ошеломлённых на вокзале, Встречавших возвращавшихся домой.
Война и жизнь – в них правит случай – барин: Разлуки – встречи, слава и позор… Уже потом, когда слетал Гагарин, Нашла и мать своих родных сестёр.
Их радость с незавидною судьбою: Кто мог тогда предвидеть времена, Где станет рознь всеобщею бедою, Ничуть не меньшей, нежели война?…
Как пах весной послевоенный Киев! Цветами нестерпимо и ещё Не полевым – домашнего разлива, Наваристым укрАинским борщом.
Из всех событий жизненных потока Я этот запах помню до сих пор: В нём путь домой, к себе, к своим истокам, Неторопливый с детством разговор.
С подшипниками доски – кто не знает? И цепко память эпизод хранит, Как на Крещатик с грохотом въезжает Истерзанный войною инвалид.
И всё-таки весна на всей Планете! С виденьями из сладких, мирных снов; Вы помните наивный тёплый ветер Тех материнских ситцевых балов?
Мелькали сапоги и гимнастёрки, И "лодочки", и с пухом тополя Уже кружили в танце ситец тонкий И дамских шляпок модные поля.
Здесь под фокстроты – тот, у танцплощадки, Дремал хмельной от счастья ветеран, А пары, обходя доску, украдкой, Ему монеты сыпали в карман.
Светла печаль… Из старых фотографий, Подписанных любимою рукой, Подаренный мне, как родник сквозь гравий, Струится Мир спасённый и покой.
