Оборваны струны гитары,
рассохлися деки и гриф,
а сам гитарист бит катаром,
оглох, но пока ещё жив.
Тюльпаны цветут и недаром
гуляет весна на дворе,
и ходят влюблённые пары,
и песни слышны на заре.
Не слышит, а, может быть, слышит
гулянья больной гитарист,
но слышит, как дранные крыши
бьёт ветер порывист и чист.
Во вторник – качнулося небо,
а в среду – схлестнулись ветра,
вот, был человечек и не был
в разрезе оконном утра.
Печали, печали, печали,
чего ж достаёте весной?
Когда половодья с урчанием
проносятся вниз по Сенной.
К потокам воды лодки чалит
народец весёлый, чумной.
Печали, печали, печали,
чего ж достаёте весной?
Мы – словно заложники грусти,
как всхлип партитуры – на лист,
ласкает гитару искусно,
рыдает в окно гитарист.
Лобзает гитару молчанием,
а струны ровняет тоской,
чтоб вздёрнуть их с новым отчаянием
уверенной твёрдой рукой.
Подолом тряхнула цыганка,
прошлась по волнам каблучком,
он вдарил аккордом с Фонтанки,
к брусчатке прижавшись ничком.
Качнулися бусы на небе,
когда верхний уровень брал,
и былью оправилась небыль,
когда он душой заиграл.
1 апреля 2002 г.
С-Петербург
|
