Сияли солнечные дали, и море ластилось ко мне, когда мы с лодки угадали в невыносимой глубине резьбу путей, кристаллы зданий в моей затопленной стране.
Сквозили с отмелей деревни. Слегка кружилась голова, пока нащупывало зренье, как, различимые едва, в скелетах вымерших деревьев дрожали рыбы, как листва.
Любовь забвенья не прощает. В ожогах слез моя щека. Твердынь упрямство укрощая, сомненья, ветер и века любые камни обращают в ручьи послушного песка.
Чем дальше память от беды, тем глуше боль, печаль, обида. Еще видны дома, сады, но толща шаткая воды уже стирает, Атлантида, твои последние следы.
|