Чарующий курортный Туапсе.
Уже неделю как блаженствую всем телом,
быть может оттого, что, как и все,
уже здесь занят греховодным делом.
Оно, как пункт лечебного меню,
как составная санаторной процедуры.
– «Желательно, чтоб ко второму дню
вы были бы в плену у здешних гурий» –
советуют медсёстры и врачи.
И женщинам они рекомендуют:
– «Любовь полезней, чем анализы мочи,
а страсти лучше всех лекарств врачуют».
В первый день
...............
В уютном зале здешнего кафе
рассаживают сразу всех попарно.
На всех столах вино, чтоб подшофе
мог чувствовать себя утилитарно
и был раскован. На курортах всех
одно и тоже, так и в Туапсе.
На первый наш обед согласно номерам,
указанных на санитарной карте,
ведут официантки нас к столам,
как первоклашек к первой в жизни парте.
Смешно такое, оттого острим,
мужчины строже, женщины фривольней.
Слышны и анекдоты про интим:
всем хочется вести себя свободней
и сразу тон общения создать,
чтоб и минуте даже не пропасть.
*
Друг друга все зовут по именам –
знакомства состоятся быстротечно.
Уж за вторым мы пригласили дам,
чтоб перед ужином отметить нашу встречу.
– Мы принесём вино.
– У нас есть коньячок.
– У нас конфеты.
– А у нас икорка…
Сосед мой по палате, морячок,
дальневосточник, двухметровый Борька,
ещё соседке что-то говорил,
поглаживая голое колено,
а я с другой, назвавшейся Геленой,
на пляж морской поспешно уходил.
*
– На южном море, здесь я в первый раз.
Как северянка, перед ним немею.
В него готова броситься сейчас,
но только жаль: я плавать не умею.
– А я хоть с Украины, знаешь, тож
не плаваю: был в детстве не обучен.
Быть может, в этом покажусь я скучен,
но в остальном, как будто бы пригож.
– В чём, «в остальном»? – Звучит лукаво смех
– За двадцать дней, я думаю, узнаешь.
Но прежде мне ответь, как слово «грех»
конкретно для себя воспринимаешь?
– Ого! Какой ты сразу метишь курс!
Я смущена. Не знаю, что ответить.
Ведь твой вопрос, конечно, не укус,
но что-то хочешь для себя отметить?
– Попала в точку! Этому я рад.
И я тебя совсем не проверяю.
Ни пуританин я, ни ретроград, и «грех»,
как слово, просто отвергаю,
и адюльтер к грехам не отношу.
Надеюсь откровеньем не обидел?
Но это правда, что сейчас скажу:
единомышленницу я в тебе увидел.
– Ну ты даёшь! Знакомы два часа –
и всё так прямо, без иносказаний.
– О, это позволяют мне глаза,
в которых отблеск северных сияний.
– Да ты – поэт!
– Случайно есть чуть-чуть.
Но я не Бернс, тем паче не Саади.
А то бы вмиг воспел, как чудо, грудь
и всё твоё, что спереди и сзади.
– Шутник, однако! –
Помолчав: – Порой
и я стихи пишу. Под настроенье.
Хотя считаю это я игрой,
но в них своё я вижу отраженье.
*
Почти до ужина бродили мы вдвоём,
в словах старались обойти порочность.
Но знали точно: отдадим внаём
себя друг другу, ощущая общность.
Наш корпус к морю обращен лицом,
а с моря солнце золотом по окнам.
Дежурная, загородив крыльцо,
остывшим взглядом шарила по волнам.
Таким же взглядом проводила нас,
когда её с Геленой обходили.
Но безразличие и холод её глаз
совсем нисколько нас не удивили.
Спроси, ответит, ведь наверняка,
в противовес врачам всем, заключенье:
«Тут ищут бабу или мужика
не для леченья, а для развлеченья».
Пусть будет так. Конечно, это так!
И ты вперёд иди по курсу, Исаак!
*
– Зайду к себе на несколько минут,
сменю наряд, возьму вино и Нелли,
и к вам придём, чай нас не украдут,
такой себе совсем не ставим цели.
И мы расстались. Я пошёл к себе.
На том же этаже и в том же коридоре.
Дверь отворил и враз оторопел:
никто не ждёт! Уплыл куда-то Боря.
В палате на столе стоит коньяк,
две недопитых рюмки и конфеты.
На Борькиной постели кавардак! –
И в этом на любой вопрос ответы.
Чуть-чуть прибрав, чтоб как-то скрыть следы
здесь бывшего любовного знакомства,
услышал стук. «Гелена, это ты?»
Изобразил гримасу беспокойства.
– Бориса нет!
– И Нелли тоже нет.
– Ах, так! Тогда считай, что всё в порядке.
– Но и вина нет, нету и конфет…
– Всё это вырастет сейчас на нашей грядке.
Из тумбочки, как маг, я достаю
коньяк, вино, икорку и конфеты.
Разлил по рюмкам.
– Я сегодня пью,
мадам, за глаз чудесных самоцветы,
за нашу встречу в чудном Туапсе,
за яркость наших с вами отношений…
– Куда спешишь? Боишься не успеть?
В одном всё тосте! Разве нам по шее…
вернее, кто толкает в шею нас?
И залпом выпила. Я тож не отстаю.
По новой наливаю нам тотчас.
– Сейчас, мадам, с торжественностью пью
я снова за прекрасные глаза!
И за другие части чудо-тела!
Не улыбайся, я хочу сказать,
что смотришься ты, право, обалдело.
Потом мы пили с ней на брудершафт,
а на закуску лишь конфеты ели.
Был в женщине непостижимый шарм,
и приближались обоюдно к цели.
*
Заглядывали звёзды к нам в окно.
Дверь заперта. Одетые, в постели,
мы целовались, обнимались, но
боялись, что придут Борис и Нелли.
Но наступает ведь всему предел.
И вот уж на пол скинуты одежды.
Касанья, страстью разогретых, тел
рвут напрочь на сознание надежды.
И пальцы пляшут на срамных губах,
и гладят их, и мнут их импульсивно.
Другие губы восклицают: «Ах!»
И женское дыханье интенсивно.
И сам я до предела возбуждён.
Мой труженик готов начать работу.
В её руках намного вырос он –
ответный акт на женскую заботу.
Но не спешу: здесь спешка не нужна,
ведь на наряд не надо торопиться,
и я не дома, Лена не жена.
С чужою надо радостью упиться!
Набухший клитор страстно тереблю,
соски, покусывая, языком ласкаю.
– О, как я тело женское люблю!
И как в огне его сгорать желаю!
– Я тоже, тоже! – слышу шёпот я.
И Лена без ошибки направляет
мой член в себя, а он работу знает:
мне тридцать пять, и опыт у меня.
В любви Гелена тоже не профан
и это дело превосходно знает.
Она, как настоящий капитан,
движеньем тел умело управляет.
Сначала попросила: «Не спеши.
Дай насладиться! – говорит целуя.
– Хочу, чтоб это было для души.
А тело позже пусть поёт, ликуя.
Какую волю я давал рукам!
Как целовал разнеженное тело!
С какою страстью плавал по волнам!
И как Гелена подо мной балдела!
Одновременно кончили. Потом
мы на столе такое повторили.
Заев конфетой и запив вином,
ещё два раза это сотворили
*
В курортной зоне первородный грех
никто грехом воистину не видит.
Он здесь – источник радостных утех,
лекарство, всем в необходимом виде.
Измены нет тут мужу и жене! –
так в людях исторически сложилось:
любовные дела на стороне
приносят им и радости и милость.
А здесь, когда свободен от семьи,
и нет в морали самопринужденья,
все направляешь помыслы свои
на полновесность удовлетворенья
своих природных, так сказать, страстей.
Физиология здесь разум побеждает.
Но, оказавшись дома, средь детей,
курортный дым в мгновение растает.
И нет дороже, чем своя жена!
И страсть кипит к ней, словно с голодухи.
И нету женщины желанней, чем она,
и липнешь к ней назойливее мухи...
*
Потом, одевшись, мы пошли на пляж.
Луна светила. Топчаны скрипели.
И облака (почти, как горный кряж)
на берег с изумлением глядели.
Нам повезло: нашли пустой топчан,
стоял у моря, никого нет рядом.
Никто совсем не помешает нам!
Хоть море выпей своим голым задом.
Раздевшись, в море тёплое зашли.
Конечно, не пошли мы далеко,
хотя все волны спать, должно, легли,
да и вода – парное молоко.
Я тело Лены нежно обмывал,
при этом был я поглощён борьбою,
чтоб в страсти не случился тут обвал,
в конце концов не справился с собою.
И в море женщину взял в первый раз.
И у неё я в море тоже первый.
Из широко её раскрытых глаз
лучилась радость. Это признак верный,
что наше время здесь пройдёт не зря.
И первый день такому подтвержденье.
В морской воде мошонку теребя,
она читала мне стихотворенье.
Находит тоже отраженье того дня
с улыбкой в этих строчках у меня.
Лето 1967г.
|
