Мой папа – китобой, выходит в море под остроконечной звездой, Что копает землю. Пока мы живем в ракушках, разбросанных по сердцу Как тля в чашке с гнилой черешней. Ужинающие дети кружат и плачутся в хвойных лесах, И бегают наперегонки. В детстве все было именно так, Когда разрисовывал хрусталики зрачков кривыми перышками и скелетиками. Мой папа вернулся из плаванья весь в ракушках и водорослях, С синей кожей, постучал он в дом, опираясь о полотно револьвером, С истлевшими серебряными пулями! Ты хочешь застрелить нас папа? Не убивай нас, пожалуйста! Пока детишки, бросившие кубики и пальцы, смотрят тараканьими лицами Через плотную решетку окон. Где в лунном свете силуэт папы, за которым тащится сеть. У них с мамой будет ещё один ребенок. Такой же синий, как папа теперь. А мы пообедаем на столе и пойдем в морской закат – танцевать в хвойных лесах, Играть по сердцу ракушками, что осыпались с волос мертвого папы. Почему мне так страшно? Потому что папа уже убил братика, и Теперь не увидят ничего его хрусталики, и пули разожгутся прямо в голове. Затопит печь бабка, и кинет туда камень, чтобы горел и тлел, как закат над морем. Что же будет теперь – когда тараканьих лиц в окошке почти не осталось? Куда мы переедем жить? Не убивай меня, папочка, отправляйся назад в море, Бить китов. За что все это? Мой папа вернулся из плаванья весь в ракушках и водорослях, И после этого мама родила мертвого котенка, а братики погибли под камнями в печке. Почему на море все сходят с ума?
|