Он глянул на неё и тут же понял,
Что промолчать нельзя, не тот момент.
Что именно сейчас судьба свершится.
И он решился на эксперимент.
— О, боже мой, зачем вы так невинны?
Нежнейшей кожи бархатистость манит взор.
Смущенья ваши явны, очевидны,
Когда вы слышите обычный разговор.
Звук недостойный, слух ваш режет нежный.
Слов всуе брошенных небрежно, впопыхах.
Я подарил бы вам покой, такой безбрежный,
Но не волшебник я, увы, увы и ах.
Но я смогу вас оградить от зла и скверны.
От всех, кто жаждет вас, кто здесь вокруг.
Вы станете ко мне милей, наверно.
Я не могу надеяться, но, боже мой, а вдруг.
Ваш взгляд прекрасный, томной поволокой
Подёрнется, и средь зимы суровой
Увижу луч, неяркий одинокий.
Он мне откроет этот мир, по новой.
Она устало устремила взор печальный,
Вздохнув тревожно, встала, оглядевшись.
Взыграл в суровой музе дух фискальный.
Салон озвучила, от крика раскрасневшись.
— Есть тут ещё поэты без билетов?
А то мне мало одного, аж мозг горит.
Кондуктор я, не муза. Ясно это?
Мне плата за проезд нужна, пиит.
Махнул в ночи хвостом трамвай последний.
Поэт из фляжки душу обогрев,
Вслед показав трамваю палец средний,
Пошёл пешком, доехать не сумев.
|
