Качнулась стрелка, полночь смолкла
На шестьдесят секундных взмахов
Луна, как дура, сбита с толку –
Такая ночь! И вдруг все прахом!
И начал снег стучаться в стекла.
И небо к югу поползло.
Как будто кто-то все здесь проклял:
Мело на улице, мело.
Качнулась стрелка, будто вспомнив,
Покоем время не обманешь.
В метели свет, как вспышки молний,
Что мечутся в сыром тумане,
Все ищут темную границу
Меж деферентов фонарей.
В такую ночь больным не спится.
Ни дна, ни сна, ну хоть убей.
В такую ночь страдают нервами
И бродят крУгом в центре зала.
Еще одна минута первого,
А ночь озлилась несказанно.
Еще одна минута первого,
А все уже перевернулось.
Все замело, зашлось, все прервано,
Привычно стрелка лишь качнулась.
Но в этих вихрях декабря,
Которым места мало, мало,
Я видел, как у фонаря
Зима, как девушка, стояла.
Печально голову склонив,
Ее платком пурги накрыла.
Средь фонарей и мертвых ив,
Ну что ты, милая, забыла?
Стоишь, как белая невеста.
И кудри в стороны разносит
Холодный ветер. Прэсто! Прэсто!
Скажи, ну кто тебя здесь бросил?!
Стоишь, коснувшись фонаря.
В печали белой, лебединой.
На снежный пепел декабря
Ступив со сказочной картины.
И в этой воющей метели,
Что обзовут легко собачьей,
Ты, как дитя в святой купели,
Не злишься, нет, а просто плачешь.
И не один сейчас неспящий,
Тебя за бурю ненавидя,
Не поглядит на стан дрожащий,
Не спросит, кто тебя обидел…
Из тьмы уютной, ставшей знойной,
Как в ране ощутив иглу,
Я, как больной, так беспокойно
Скользну ладонью по стеклу.
И тень моя в пурге безбрежной
Метнется. Ты вдруг чертыхнешься
И тихо, с мартовской надеждой,
На тень мою вдруг обернешься…
|
