Синцов лежал в палате, боль уходила,
не знал, зачем лечиться, как жить?
К нему лишь Таня приходила,
спасало это, не перестал её любить.
Друзья понятно, война ведёт их дальше,
дивизию за Волгу, на пополнение.
Он рвался жить как раньше,
умел он воевать и это главное значение.
Их госпиталь забит был под завязку,
одни стремились обязательно вернуться.
Другие тайно кровью мочили повязку,
лечить просили, боялись оглянуться.
Письмо Серпилину он с Таней передал,
просил помочь вернуться в строй.
Понятно, вернуться в батальон свой не гадал,
два года он был на передовой.
Серпилин вошёл в палату, сел рядом.
- Ну что Иван Петрович, как здоровье?
Хотя всё понял одним лишь взглядом,
ещё лежать, пить молоко коровье.
- Я только из Москвы, летал за назначением,
со Сталином встречался лично.
Интересовался, как шли бои и пополнением,
дивизия твоя бои вела отлично.
- А за судьбу свою не беспокойся,
поправишься, прибудешь, я пристрою.
Как температура, одеялом то прикройся,
негоже в тылу гулять герою.
Синцов смотрел на генерала
и думал, человек железный!
Жить постоянно в состоянии аврала
и успевает всем давать совет полезный.
- Я слышал, поздравляю с повышением,
в какую армию теперь?
- В свою, летал за назначением,
не миновала, к сожалению, от больших потерь.
- Ну , извини, спешу, ты поправляйся,
дел сам понимаешь, не в про ворот.
И не горюй, по - чаще улыбайся,
подумаешь, не страшный поворот.
И он пошёл по коридору,
прямой, хотя и старше на пятнадцать лет!
В тюрьме он не поддался приговору,
да в 37-м натворили много бед.
Он Сталину сказал открыто,
как так случилось, до Волги отступать?!
Мы виноваты, но всё же их армия разбита,
свои ошибки надо признавать.
А Сталин уважал открытых
и дерзость эту ему простил.
Он не любил дел тайных, скрытых,
врагов своих он многих пережил.
Война источник резких изменений,
где в судьбах взлёты и падения.
Источник бед, трагедий и сомнений,
не терпит только сожаления.
|
