Где ты ходишь, скажи? В непролазной быть может глуши ищешь путь и не можешь найти, мой несбыточный гость? Одиночество гложет меня всею челюстью пасти своей, как дворняжка иссохшую кость. Безразлично гляжу в потолок - в тёмный свод, озарённый свечой, словно в небо...только звёзд не видать. Слышал я от сорок, будто дружбу, что бывает у смертных в миру, сколь ни тужься - ни купить ни продать. Что же это за штука, что цены не имея, всё ж для них так ценна? Хоть одним бы глазком посмотреть! Эх, судьба! Нет плеча головы преклонить. Всё один да один. Так ведь можно с тоски умереть. Тараканы и те, взяв пожитки, не сказавши ни слова, точно твой англиканин, все куда-то ушли. Видно где-то местечко получше, чем чертог мой, убей мою душу, со столом и с постелью нашли. "Ты бы, мой господин, - из-под лавки шуршит домовой, - бросил нынче хандрить да и в люди пошёл. Там глядишь бы того, кто разделит с тобою тоску, взяв себе половину, в скорбный час и нашёл." "Что ты, спятил совсем? - отвечаю. - Ты глаза то протри, коли есть чем глядеть. Где ты видел людей?! В нашем тёмном лесу лишь кикиморы только одни да бабы-яги. Что ни прыщ - на злодее злодей! В миг сожрут и костей не оставят. А коль нет, то запутают так, что вовек не отыщешь пути. Все дорожки укутают мхом. По оврагам напустят туман. Так и сгинешь, - крути не крути." "Эка штука! На что тут смотреть?! Сплошь болота да гниль. Всяк здесь равен в правах. Да и ты, ваша честь, - невидимый дерзит, - не какой-нибудь сказочный принц. Вон - о трёх головах!" "Это правда. Способность сию мой родитель покойный взялся всё ж не зря у судьбы испросить. Ведь одной головы, в нашем царстве, где не думая машут мечом, долго мне б не сносить. Что ж, мой друг...нынче воля твоя. Так и быть...как займётся Луна, полечу. Может вправду кого, да-прибудет со мною злой дух, я огонь изрыгать научу."
|