Прогуливался я ка-то вечером,
даму свою под ручку взявши,
туда и обратно - по тротуару.
И вдруг увидел средь тех кто грезит,
свой взор поднявши,
необычную пару.
Он и она. Брань горой громоздится.
Тот что в штанах, преподносит науку.
Шрапнель словесную терпит девица,
но вот он заносит над нею руку.
Вдруг вижу, из этой громадины бранной,
словно яйцо из наседки, о боги,
некою плотью, явно нежданной,
что-то свалилось мешком под ноги.
Глазам не поверил. Не вмешались ли черти?!
Правда темень такая, что хоть выколи глаз.
Такого ещё не видал я, поверьте,
хоть гулял по аллеям вечерним не раз.
"Простите - говорю - из вас что-то выпало."
Хотел я поднять и всунуть обратно,
Но только "сочувствую" выпалил сипло.
Ведь могут порыв мой понять и превратно.
Тот, который поднявши руку,
обернулся и брызнул: "Тебе что за дело?!"
"Не хотите ль унять - говорю - вашу скуку?
Обронили вы что-то так неумело."
Носком ботинка потрогал брезгливо.
"Странная штука. Похожа на душу."
И потом присмотрелся нагнувшись. Сказал визгливо:
"Надо ж...носил я такую тушу!"
Она вскрикнула. На колени упала.
Стала щупать: живое ль это?!
Стал сходиться народ, в ожиданьи скандала.
И собака завыла где-то.
"Этой штуке хана, - кто-то сделал прогноз -
говорят, пульса нет и дыхания тоже."
"Нужно зеркальце сунуть ему под нос
- из толпы вдруг сказал прохожий.
- Если живо ещё оно - это нечто...как на то посмотреть...
пёс с ним, пусть хотя б и душа,
то оно, то есть - зеркальце - должно запотеть,
от дыханья его. Впрочем, я не дам и гроша."
Дрожащими руками высыпала всё из сумочки.
Зеркальце к лицу его поднесла.
"Господи...души как водку Ты пьёшь из рюмочки!
Нет больше здесь твоего посла."
Толпа разошлась, гонимая скукой,
а то что осталось в штанах, сказало:
"Пусть это нельзя объяснить наукой,
но что-то ведь нас с этой штукой связало!"
Постояло, поёжилось. "Как же тут зябко!
И зачем это ночью не греет Луна?!"
Вдруг сказало: "Хоть это всего лишь и тряпка,
всё ж родною при жизни была мне она."
Казалось неловкость повисла в воздухе.
Процедило сухо: "Ну прощай, душа!
Видать уж жила на последнем роздыхе."
Оправилось, сплюнуло и пошло не спеша.
Мозг мой взбешён. Сердца не слышно стука.
Как-будто ада разверзлись врата.
Навстречу заре, как бездомная сука,
тащилась за ним по пятам темнота.
Стоял я потерян. Лишь ветер насвистывал в ухо,
скверный, как и вся эта жизнь, мотив.
А Она, словно зубы болели, стонала глухо,
мёртвую голову, как родное дитя обхватив.
Нам - толстокожим, говорить о высоком надо ли?!
Ведь звёзды в сущности так далеки!
И всё же они не сгорая падали,
жемчужной дорожкой с её щеки.
Люди! Кричу Вам в сто глоток. Поверьте!
Душа не камень. Она нежна.
Даже на выдохе - в лапах у смерти,
нежнее чем губы телёнка она.
Приласкайте её. В ней вся нежность с пелёнок.
Не рубите, прошу Вас, вот так - сплеча.
И она в Вас уткнётся, будто глупый телёнок,
тёплой мордой своею Вам бок щекоча.
Сердце раздвиньте пошире!...Бросьте...
Какое там "врачи не велят!"
И в него вдруг войдут как желанные гости,
души тех кто Вам дорог, стадом рыжих телят!
|
