Под Могилевом подломился плот. Его подняли из глухих болот; теперь стоит на низком пьедестале. Тяжелые железные катки, в защитный цвет короткие щитки хранят в себе запас прочнейшей стали.
Я ближе подхожу, - в наклон бока, кладу ладонь на жаркий скат щитка. Что спрятано в его глухой утробе? Горячий диск нагрел его металл, он мертв, застыл, от времени устал, он спит, как Лазарь спал в тяжелом гробе.
Здесь, в лобовой, был прежде курсовой. Остался только кожух броневой, теперь прогретый раскаленным солнцем. Шар установки еще впаян в круг, и навсегда прямоугольный люк задраен над водительским оконцем.
Он потерял эмблему в цвет знамен, могучий динозавр иных времен проходит над почти столетней бездной. Я ощущаю мощную броню, готовность к интенсивному огню и, словно слышу лязг цепи железной.
|