Как же случилось такое, что с географических карт исчезло четвёртое по размеру солёное озеро в мире???
Седой Бахадур… Долгих семьдесят лет на Арале он жил и рыбачил, пока был силён и здоров, как вдруг ощутил невозможность забрасывать тралы в насквозь обмелевшее, зыбкое моря нутро.
Где водная гладь простиралась в бескрайние дали, где время былое качало баркасы в волнах, клыками гнилыми останки проржавленной стали торчат по всему побережью из бывшего дна.
Слезятся глаза от сухих и настырных самумов, остатки зубов истирает пустынный песок. Сидит Бахадур одиноко и думает думу под старым чинаром, который ещё не засох.
Он помнит, как в руки врезались рыбацкие сети, как палубы полнились скользким живым серебром. Всё в прошлом теперь… И давно повзрослевшие дети Арал променяли на бары, комфорт и метро.
Захватчики-дюны ползут и пространство глотают, под толщей и банки, и омуты скрыв навсегда. Бормочет старик: - Где ж ты, рыбка моя золотая? Тебя заклинаю - пусть в море вернётся вода,
пылить перестанет барханная пасть Кызылкума, и обе Дарьи в полноводье воспрянут как встарь, и вновь оживут берега от прибойного шума, и людом работным заполнятся эти места…
Иссохшее дно прячет горечь в колейных развилках, по мёртвым такырам с триумфом шагает беда. Лишь в небе глубоком от струй самолётных прожилки растают, как линии судеб, в белёсых следах.
Достанет рыбак сигаретку из пачки «Памира», затянется дымом, прищурив потушенный взгляд, один на один с искалеченным дерзостью миром, в котором от шквалов пустынных стенает земля.
Встревоженной ночью приснятся ему крики чаек и утренний, цвета кумыса, аральский туман, но вместо баркаса его на восходе встречает бредущих навстречу верблюдов смурной караван…
|