И когда расколется шар вдоль океанов, рассеется душная пыль, Больше не будет хватать мне слёз на то, чтобы верить и воевать, Останется только смотреть, как небо уменьшилось вполовину, Как догорает трава на прежде живых равнинах, Черным ковром под ноги ложится степной ковыль, Поднимешь с земли Ты старую скрипку и станешь на ней играть.
Видя, как я ломаюсь под гнётом событий, бед, обстоятельств, Приблудным хромым щенком таская веревки гнилой обрывок (Что ж тут поделать - еще один шрам, самый большой нарыв), Протянешь колючий плед, забудешь мои предательства, Сваришь целебное зелье. Захочется плакать и страстно быть. Ты вел меня сквозь такую густую топь, зловещую тьму, И не важно, где нахожусь, в горах ли, в поле высокой ржи, Не знаю как, но я сделаю многое для Тебя. Выстрою. Я смогу.
Действия, зрелища, постановки лишь доказали свою нелепость. Я жду Тебя, словно автобус на остановке. Как смертник – хлеба. Рыться в бумагах памяти ровно тому, что пытаться когда-нибудь Доказать: в каждой ошибке есть скрытый смысл, истина бытия. Мне говорили призраки, что долго меня искали в чужих краях, И я помню еще, как трудно дышать, знаю силу пяти безумств. Мне нужно немного времени и я навсегда вернусь, Только прошу – укажи мне путь.
|