В первой четверти XX столетия среди психологов и философов интенсифицировался интерес к проблеме смысла жизни человека в современном потребительском обществе. Психологические тематики стремглав взметались до настоящего философского обобщения, а философская постановка вопроса непоколебимо опиралась на психологические практически-теоретические фундаменты. Извечная проблема познания человеческого эйдоса и в наше время остаётся актуальной. Современное общество находится в хлопотливых условиях социокультурных трансформаций. Из эпохи в эпоху, из поколения в поколение человеку присуща проблема экзистенциальной остроты существования, выражающаяся в тяжести миропонимания, взаимопонимания, самоактуализации. Человек современного общества в постмарксизме, фрейдизме и неофрейдизме описывается отчуждённым индивидуумом. Отчуждённость человека в современном обществе объясняется в связи с разделом труда (Г. Зиммель), в связи с патологиями личности (З. Фрейд), в связи с возникновением машинной технологии (М. Бердяев), в связи со всякой объективацией (Ж.-П. Сартр), в связи с влиянием капитала и рынка (Э. Фромм), в связи с влиянием различных социальных институтов (Р. Милс).
Представители направления «антропологической революции» (Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фромм, Б. Хабермас и др.) пришли к выводу: особенности современного индустриального общества с отношениями господства и подчинения, с институтами собственности и власти вошли в психологическую структуру личности настолько, что никакое социальное устройство не сможет их педантично ликвидировать. Представители антропологической революции утверждали: современный человек — персона, в природе которой безукоризненно выкристаллизовывались стремления и желания иметь и властвовать. Человек предстаёт в ипостаси индивида, заключённого в такое социальное пространство, выходом из которого будет уже даже не импозантный путь революции, а, скорее, паллиативный путь маргинала, которого никогда не поддержит большинство, потому как сами потребности и побуждения этого большинства детерминированы существующей социальной системой и её институтами и уже основательно консолидированы в сознании, претерпев метаморфозу психологических и физиологических потребностей. Биолого-эстетические потребности такого обособленного человека торпедированы, а поскольку в самой его природе уже заложены соц. институтами конкретные нужды, то сама имманентная природа человека яро протестует против каких-либо изменений и деструкции этой социальной системы. Вот почему единственный способ самовызволения — путь маргинала, оказавшегося на обочине заскорузнувшей системы (безработные, нац. меньшинства, студенты и др.). Именно о таком выходе говорил Г. Маркузе в своей работе «Одномерный человек». Да, он довольно пессимистичен, но другого выхода уже нет, революция тут невозможна. И в этом смысле отсутствует разница, социальная конфигурация эта капиталистическая или социалистическая, ведь и та, и другая планомерно конструирует и энергично культивирует сеть институтов, крепко держащих человека в резиньяции, делает из него одномерную натуру, характеризующуюся незыблемой утратой критического отношения к социальной конъюнктуре.
Философский поиск ответа на запрос познания человеческой души давно производил ментальное напряжение в благоразумных и здравомыслящих людях. Почему в идентичных условиях жизни люди по своим качествам отличаются.
Современный социум сформировал выразительный идеал «успешного человека», отвергающего общие «универсальные» и «нетривиальные» взгляды о нравственности (нередко, к примеру, вульгарно нигилистически интерпретируя таких философов как Ф. Ницше), то есть — нигилист. А его радикальный индивидуализм, являющийся, в сущности, естественным в условиях социальной отрешённости, предоставляет ему кульминационную возможность достигать своих целей, продиктованных эгоцентрическими взглядами. В этом смысле, возбуждающе заинтересовывающим и симпатизирующим предстаёт образ главного героя поэмы Николая Васильевича Гоголя «Мёртвые души». Автор описывает человека, безоговорочно соответствующего представлениям общества об «успешной личности», от «прогрессивных взглядов» коей восхищённо приходят в восторженность окружающие. Однако сам Павел Иванович Чичиков не имеет преданности никаким величественным идеям. Им движет эгоцентризм: он говорит ровно то, что безусловно должно оказаться по нраву его собеседникам с целью получить из этого максимальную пользу непосредственно для себя (индивидуализм). Часами он может тренировать у зеркала мимику и утончённость формулировок. Всё это для него — сверхмощнейший и монументальный инвентарь, методически и безошибочно способствующий достижению поставленного — самоличной преференции.
В 1958 году на американском телевидении давал занимательное интервью психоаналитик Эрих Фромм. Тогда он предупреждал: американское общество «эстетично» фигурирует в тлетворных обстоятельствах, когда оно может выбрать не ценности, а выживание. Человек безмятежен на столько, сколько он имеет вещей, утверждал Фромм. А поскольку он ко всему ещё и индивидуалист, то общественные вопросы его в действительности не волнуют по-настоящему. Сегодня мы видим, как в американском обществе проходят массовые обструкции, и то индивидуалистическое общество, внешне оказывавшее впечатление лучезарного и идиллического, вскрыло подлинное содержание социума, которое раньше было невозможно разглядеть. Это лапидарно экспонсирует гибельность индивидуализма и потребительского эгоцентризма, сводящую представление о счастье лишь к монетарному и облечённому в плоть благоденствию. Я убеждён: подобное общество Н. Гоголь и сегодня назвал бы обществом «мёртвых душ», поскольку они истинно не существуют; они привели и охотно закрепили своё бытие в забвение, модифицировав его прагматической повседневностью и неистощимой гонкой за «место под солнцем»…
|
