Я задыхаюсь каждую ночь от безудержной скуки,
Когда весь мир давит на лёгкие множеством чёрных дыр.
Я вижу во снах своих покрытые кровью руки,
С тонкими пальцами, белыми, как кефир.
Я задыхаюсь под тяжестью сомкнутых век,
Словно слепец, что знает, как выглядит ад,
Словно немой, что знает правдивый ответ,
Только вот я не они – я с другой стороны баррикад.
Я задыхаюсь под клетчатым одеялом,
Корчась в испуге от застоявшихся мыслей.
Во внешнем мире скрывается нечто из книжек Лавкрафта,
И кажется мне, что оно уже слишком близко.
Здравый смысл сигналит,
что это только иллюзия,
но я устал вести бой
(из последних сил).
Уйду томно под лёд, совру всем,
что во всём виновата контузия,
снова ложь, вы простите,
я много при жизни грешил.
А на последок разрушу всё,
на чём успел оставить отпечаток.
И задыхаюсь от внезапной тошноты,
что поселилась где-то меж лопаток:
вздымаю вверх помятые листы,
исчерченные черными,
безумными словами.
На стенах кровью бурой
вывожу часы
без стрелок: время –
это так концептуально.
Сжимаются вены, слова не выходят наружу.
Солёная правда добавит пикантности блюду слегка.
Я задыхаюсь в воде, добровольно покинув сушу,
Только мёртвое небо свидетель погасшего маяка.
Чья вина?
Кто здесь шут?
Кто убийца?
А кто же сгорел дотла?
Здесь всегда будет только один ответ:
Вся ответственность на одном,
Виноват только сам маяк –
Да, тот самый,
Которого уже нет.
|
