Февраль. Пурга. За снежной круговертью без устали безумствовала тьма Как дьяволица в страхе перед смертью, слепая вовсе спятила с ума.
Рыдала в соснах, обжигала вьюгой, сбивала с ног, с дыхания, с пути. Тьма, как явленье адового круга – ни разомкнуть, ни дух перевести.
И каждый шаг всё тяжелей и реже. Остановись – и не сыскать вовек. Казалось – вечный холод неизбежен, Как неизбывен этот мрак и снег.
Ни рук, ни глаз, ни голоса, ни тени. Дыханье божье – за поводыря. Пред ним уже не раз свои колени я преклонял, за всё благодаря…
А тьма сползала в мутные чащобы – в их дальний шабаш. Робкий предрассвет означил вдруг зыбучие сугробы и сотворялись снова свет и цвет.
И всё острей желанье обогреться, там, где любовь – не слово в полкрыла, где ни на миг не остывает сердце от недостатка этого тепла!
Знакомая часовенка... Осины о чём-то зашептались за спиной... Светлеющей, завьюженной равнины усталый лик предстал передо мной.
А где-то там, у зреющего края, мерцающие призраки жилья, с которым, как с родным, не уставая душа перекликается моя!..
Из ваты ноги ... Плечи – лёд и камень ... Уже без сил и слепнущий от слёз, я улыбался, будто сдал экзамен, свой самый трудный одолев вопрос.
Вздохнул рассвет... За заметью и стынью – дымок над крышей, тёплый блик в окне. Там сени пахнут хлебом и полынью. Там ждут меня. Там знают обо мне.
|