теперь с каждым днём холодней. говорят, скоро снег. вся наша семья деловито готовится к смерти. а я вижу только апрель, как в дурацком навязчивом сне, но был ли апрель наяву – невозможно проверить.
я помню немного: огромную страшную мать, эффект пустоты в толчее и солдатское имя. родившись в апреле, я знал, что бывает зима, но как-то в ином бытие, не теперь, и с другими.
я рос вместе с днём. мои братья, один за другим, надолго садились и гибли в бандитских разборках, а я удивлённо смотрел на свои кулаки, вгрызаясь в апрель, как в личинку, от корки до корки.
копая окопы, я слишком копался в себе, солдатское мужество – плата за детские страхи. я чувствовал, что-то не так в нашей майской судьбе, когда мы развёрнутой цепью бежали в атаку.
загадка с течением дней превращалась в проблему. в июне искать между чуждых ответов обрыдло: крылатые пары блудили, играя богему, солдаты – убийцы, рабы – бессловесное быдло.
июльские звёзды, как тли, выделяли мускат, когда в середине больного, напрасного лета в моих муравьиных глазах поселилась тоска, пятьсот силуэтов тоски в пяти сотнях фасетов.
ломать себе крылья – удел лишь счастливых царей. ломать шеи прочим – судьба тех несчастных, кто правил. я понял, что если сентябрь исключает апрель, весь наш муравейник – лишь груда подержанных правил.
октябрь сорвал, как листву, всё, что в нас наросло, набилось в карманы, и стало вполне очевидно, что мы превратились в скотов, наша жизнь – пара слов, мечты и молитвы – пусты и зловеще транзитны.
ноябрь в головах – вот оно, средоточие зла, ноябрь вокруг – лишь система из влаги и прели. и я убиваю царицу. бросайте дела, команда трубить общий сбор. мы выходим к апрелю.
|