Теперь уходят ветераны В те необъятные края, Где души лечатся и раны, Зигзаги бренных лет храня. За ними мы пойдём гурьбой, Кто опалён был той войной Далёкой детскою порой. Фашизм и тоталитаризм Был метой этих страшных дней: Просчёт вождей или каприз Играли судьбами людей. Невыносима горечь слов О сокрушительной войне, Той, что с младенческих зубов Жжёт, истязая память мне. Воспоминаний кабала За рифмы взяться позвала. И я перебираю ритм, Перебираю строй строфы, И не могу решить, каким Размером написать стихи. Вид строк перебирая снова, Двустишья выбрал за основу: В них чёткость, немудрёный строй И наступательный настрой, Но метроном их непременно Кой-где возьмут в узды катрены. * * * Война… В тревожном этом звуке Есть упоение побед, Когда б не смерть солдат, их муки, И разрушений долгий след. Ведь до сих пор кой-где встречаем Войной разбитые дома, Погибших кости собираем, Пропавших без вести тома Лет семьдесят с тех пор листаем, Сводя их матерей с ума. Мы, дети – пасынки войны, В тот век суровый рождены. Война… И я без содроганья Не в силах думать о войне, Про голод, беженцев страданья, О бывшей под врагом земле. Тропа в те годы не легка – Предательски дрожит рука. * * * Хотя память и боль от прошедшей войны Бередят незажившие раны страны, О Второй Мировой мало русских поэм. Может быть, не вошли в реестр выгодных тем? То ли Сталин, свою сознавая вину, Убоялся правдивых стихов про войну, Или лучший поэт, защищая страну, Героически пал в эту злую войну? Уже семьдесят лет, как в итоге войны Сократив генофонд, мы опасно больны. Заплатил за победу советский народ Тридцатью миллионами вдов и сирот. Приблизительна цифра. Ведь мы и теперь Не смогли сосчитать всех военных потерь. Раздают ордена уцелевшим подряд, Обесценив весомость военных наград. Мы клянём сталинизм, мы ругаем марксизм Между тем, как в стране объявился фашизм, Население тает на наших глазах, И терзает сердца за страну боль и страх. Не участвовал я в этой страшной войне, О событиях битв грех рассказывать мне, Но секреты архивов и шум юбилеев Предназначены спрятать вину лиходеев, Скрыть реалии дел под вуалью молвы От сирот и от вдов. А ведь я сын вдовы, И я должен хотя бы о том рассказать, Что услышать пришлось и что смог увидать, Извлекая на свет крохи страшной войны, Как поклон жизнь отдавшим солдатам страны * * * Мне было два с полтиной года, Когда разверзлася война, Но живы в памяти невзгоды, Что нам преподнесла она. Пожалуй, лучше мне начать С того, что бабушка и мать Мне говорили: до войны Вторженья не боялись мы. Усыпан каждый был клозет Статьями бравыми газет, Десятки радиопрограмм Без устали твердили нам, Что встретим вражью силу мы Отпором у границ страны И заверяли всю страну, Что быстро завершим войну. Печаталось немало книг, В которых бой – сплошной пикник, Где богатырь наш одним махом Семь иноземцев побивахом… Когда же началась война, Внезапною была она, И погибали миллионы В огне атак и обороны, А наше войско поначалу Не отступало, а бежало. Четыре года шла война. В ней чудом выжила страна…
* * * Кто пережил войну, тому Знаком рассказ о первых днях, В которых гибли потому, Что забывали впопыхах Забрать патроны и еду Из складов, брошенных в тылах. Как в окружении, в котлах Тащили пушки на руках И раненных друзей в бреду. В реальности, не из молвы, О реках, бурых от кровù… Какую натянуть струну, Чтоб, резонируя в сердцах, Нас бы за совесть, не за страх, Томила болью и стыдом О безымянных за Днепром, У Волги, средь болот Невы, Под Ржевом, Курском и Орлом?.. И мне случалось откопать И черепа, и кости ног, Лимонкой ржавою играть. Не зная, что взорваться мог, В кострах снаряды подрывать И каски павших собирать. Так сколько ж умерших от ран, Пропавших, сгнивших без могил Неведомо семье, друзьям, Бог знает, кто похоронил? И это никуда не гоже Для воспитанья молодёжи. Ну что им слово „ветеран“? Что им рубцы военных ран? Куда приятней ресторан, Визг „тёлок“, водочный дурман, Для эпатажа старика Нацепленная свастика… Кто в детстве голода не знал, Тому вовеки не понять, Что ломтик хлеба жизнь спасал. Нельзя в помойку хлеб бросать! Прошло лет семьдесят уже, Но до сих пор бросает в дрожь И болью отдаёт в душе, Когда хлеб топчет молодёжь.
* * * Сегодня если речь заходит О прошлой Мировой войне, Всегда на ум вопрос приходит О преступленьях и вине, О тех, кто бойню ту затеял, Кто мир подталкивал к войне, Кто схлопотал петлю на шею, Кто должен век сидеть в тюрьме, Кто заслужил наше презренье, Кто изменял своей стране И речь ведёт о всепрощеньи... Пройдут года. Историк готов В статьях распишет за и против. В ответ историк россиян Его охает за обман. И снова правды не сыскать. Кого хвалить, кого ругать? Но мы их спорами не дышим: Что думаем, то и напишем. * * * Да, факт победы над фашизмом Без Красной Армии немыслим, Но честно следует признать, Что нам бы немцев не изгнать, Когда бы Англия и Штаты Не воевали. Их солдаты Заметно меньше преуспели, Зато в морской войне сумели, Топя подлодки и линкоры, Победу одержать на море. Американцы и британцы, Врагам не оставляя шансов, На всех морях войну вели, Чем нам заметно помогли. Спасибо надо им сказать, Что нам в войну смогли прислать Харчи, оружие, снаряды. „Второй фронт!“ – баяли солдаты. И маме от щедрот заморских Порой перепадала горстка: То шпик, то пшёнка, то сгущёнка, А в праздник баночка тушёнки.
* * * Кто был в боях, у тех солдат Судьбы троичный был расклад, И был он прост: те, кто в бою В атаку шли в одном строю, Один убит был наповал, Другой награду получал. А те, кто уцелел в войну И заработал костыли, Забыть кошмар битв не могли, Трибуну уступив тому, Кто, просидев войну в тылу, Под звон значков и орденов Про подвиги вещать готов, И видит в лекциях о ней Кормушку для семьи своей. * * * У бабушки в Харькове перед войною Я жил. Там застигнут военной порою, И хоть не видал я кровавых сражений, Но многое требовало размышлений. Поведала бабушка мне как-то раз Войны эпизод безо всяких прикрас, Что в день, когда нами был Харьков оставлен, Стоял за углом наш солдат окровавлен И к пушке прикован короткою цепью. Стрелял, обречённый, по немцам щрапнелью. Подкравшийся сзади разведчик фашистов Кинжалом зарезал артиллериста… Я был под бомбёжкой: дымились руины И трупы лежали в завалах под ними, А бабушка-врач помогала скорей Спасать уцелевших под ними людей… Я видел повешенных в ряд на балконах, И гитлеровских офицеров в погонах (ведь наши погоны тогда отвергали), И пленных, которых колоннами гнали. * * * За мной спустя месяц пришли из гестапо, Как сына еврея в концлагерь упрятать. А чтоб не орал и не плакал со страху, Ногой в подбородок поддали с размаху, И я без сознанья упал в лужу крови, А бабке заткнуться велели сурово И внука к ним завтра вести спозаранку. Но бабушка ночью на маленьких санках Меня повезла в деревеньку глухую, Увидев, как с внуком фашисты воюют.
* * * Тем, кто евреев выдавали, В награду немцы соль давали. Мне головы бы не сносить, Но мне строжайше запрещали Тогда по-русски говорить. И украинский в те года Стал языком моим тогда. Чтоб маскировку закрепить, В Дробицкий яр* не угодить, Мне метрику мать подменила. С печатью запись в ней гласила Что я украинец, Тарас. И документ от смерти спас.
* * * Знаком мне голод этих лет, Суп с лебедою на обед, Страшенный холод зимних дней, Жара украинских степей, Где без воды недели боле Скрывались в кукурузном поле, Чтоб нас на Запад не угнали, Когда фашисты отступали. А жажда тех безводных дней Была эсэсовцев страшней.
* * * Отец мой был Герой войны. В его победы вписаны Врага четырнадцать судов – Итог походов и боёв. Нас с мамой привезли к отцу Лишь сорок третьего к концу. Полярный изредка бомбили: По немцам из всех пушек били Десятки наших кораблей, Встречая залпами „гостей“. И между бомбовых воронок Я, отощавший пацанёнок, Ходил к заморским кораблям. С них сладости кидали нам, Чего партком стерпеть не мог И вмиг халяву нам пресёк. Там раз я в шлюпку сиганул, Да мимо – чуть не утонул. А выудил меня матрос, На тральщик мокрого унёс, Где мне одежду обсушили И флотской кашей накормили.
* * * Спустя три месяца весною Отца в Британию с конвоем** Послали лодку там принять И в СССР её пригнать. Когда ж отец обратно плыл, Союзник лодку разбомбил. Британское Адмиралтейство Отвергло умысел злодейский: Де, лётчик, став впервой летать, Не смог флаг русский распознать. Мол, всё бывает на войне… От этого не легче мне.
* * * Я помню ночи ожиданья, Как глядя в северную темь, Вся почерневшая, как тень, Замкнулась мать в переживаньях. Три месяца отца мы ждали. О гибели его узнали Из похоронки на отца, Когда комфлот прислал гонца. Молила мать тогда судьбу, Чтоб в лодке – в общем их гробу – Мгновенно к мужу смерть пришла И немучительной была. Отец, прости жесть этих слов! Менталитет тех лет суров: Ведь все мы были рождены В век дважды мировой войны.
. * * * Евреев, что в плен попадали, Бессудно немцы убивали. Исчез двоюродный мой дед: Потерян в сорок первом след. Штаб окружён. Связист умолк. Дед, капитан, повёл в бой полк И выбил немцев за реку С двумя раненьями в боку. Но в медсанбат дед не попал: Дед, пишут, без вести пропал… В год сорок третий дядя мой Был ранен на передовой, Разведав для артиллеристов Места скопления фашистов. От ран он умер под Смоленском, Где и схоронен в перелеске. Так встретил наш победный час В семье один мужик, Тарас.
* * * Поток послевоенных лет Лёг в память чередою бед. Судостроитель-инженер, Мать испытала строгость мер „Предусмотрительных“ властей И неподсудность их затей. Мать вдруг уволена была: Коль в оккупации жила, Мол, всех, кто к немцам попадал, В шпионы Абвер*** вербовал. Как передать мрак этих дней, Довлевший над семьёй моей? А от тюрьмы её спасли Друзья отца. Они смогли В высоких кабинетах дать Властям свидетельство, что мать Не может родину предать. Хранятся в памяти тех лет Пшено, картошка, винегрет, За хлебом хвост очередей, Рыданья матери моей, Когда был по пути домой Хлеб отнят уличной шпаной. И в трауре портрет отца, И вдовьи слёзы без конца.
* * * Порой в промёрзший кинозал Вахтёр мальчишек пропускал. И, глядя фильмы о военных, Осиротевшие мальцы, Как мы мечтали, чтоб отцы К нам возвратились непременно, Когда закончится война И станет мирно жить страна. Я в детском воображеньи Себя солдатом представлял, Как сутки брёл из окруженья, Как раненый в снегу лежал И, замерзая, понимал, Что нет надежды на спасенье. Случалось часто вспоминать Немецкие бомбардировки. Мне лётчиком хотелось стать, Чтоб из-за туч подкравшись ловко, Бомбардировщики сбивать. Мечтал в подлодке плыть в глубины И, слыша в гавани врага По борту звук скребущий мины, Твердить: „ Нам жизнь не дорога, Лишь бы утоплен враг был ныне, А минам не собьём „рога“****!“. * * * В статистике военных лет Досель доступных данных нет. Нам лишь недавно рассказали, Как в плен полками убегали – Пять миллионов двести тыщ. Колхоз, Голодомор… Шалишь: Сражаться за большевиков, Других ищите дураков! В плену почти два миллиона Надели вермахта погоны. Средь них прибалты, казаки, Кавказцы, крымцы, калмыки, Украинцев СС- отряды И полицейские бригады, Да русских к Власову в те годы Набралось тысяч сто народу, И против красных, между прочим, Дрались они упорно очень. Французы, итальянцы, финны, Испанцы, венгры и румыны, Голландцы, чехи и словаки, Хорваты, пленные поляки… Впрямь, не было такой орды С Наполеоновской страды. А их желая обелить, Немало трудится писак, И на призывы всех простить Купился не один простак. * * * Теперь издали горы книг, Не книги, а истошный крик О тыщах, гибнувших зазря. Как перед Ставкой егозя, Не берегли своих солдат, Мол, на людей наш край богат, И в голод-холод каждый год С лихвой плодится наш народ. Мне доводилось прочитать, Как спьяну под едрёну мать, Взбешённый грозный генерал Солдат в атаку посылал, И чтоб один пригорок взять, Полкам случалось погибать. Лежали, скошены рядами, А сзади подпирал штыками Их заградительный отряд. И „искупал вину“ штрафбат Посмертной пригоршней наград. * * * Когда грядёт военная пора, Всех больше уязвима детвора, И развязавшие войну в ответе, Что не рождались или гибли дети. Чтоб этнос прекратился поскорей, Достаточно убить детей. В Европе так фашистская метла Весь генофонд еврейский подмела. Чтоб извести по-большевистски генофонд, Солдат без ружей выставьте на фронт: Бойцы, де, сами на полях войны В боях добыть оружие должны, Штурмуя вражеский окоп, Идти на пулемёты в лоб.
* * * Забыть удастся мне едва ли Солдат, увеченных войной. Они немытой чередой С утра, бог знает как, вползали В вагоны дачных поездов И песни жалобно орали О муках матерей и вдов. Им милостыню подавали, Чтоб водкой хоть на ночь залить Боль ран, полученных в боях. Защитников родной земли Потом „благоустроили“: На Валаам стали свозить, Чтоб не торчали на глазах*****. * * * К причинам той войны потерь До сей поры закрыта дверь. И маршалы, и генералы Немало книжек написали, Но горькой правды избегали. В их апологиях подчас Событий скрыта суть от нас, И в результате получилось Мы ничему не научились. Мы до сих пор ещё гундим, Что „за ценой не постоим“ И бой ведём себе во зло Не разуменьем, а числом. Ведь нас не раз вводили в срам В боях чеченцы, и Афган. Да и с грузинами конфликт Зело задуматься велит: Подбито за три дня всего-то В боях с грузинскими войсками Четыре наших самолёта, Два из которых сбили сами. Так что же будет, угадай, Когда в Сибирь попрёт Китай?
* * * Историк должен бы нам дать Подробный свод имён и дат: Нельзя потомкам забывать Второй всемирной бойни ад! Вплоть до моих закатных дней Не смог постичь рассудок мой Мизантропических затей И обнажённого войной Тщеславия „наполеонов“: Во имя пагубных идей Убить десятки миллионов Солдат, их жён и матерей, И обездоленных детей. Недопустимо, чтобы вновь Дым от пожарищ и боёв Свет солнца погасил во мгле, Жизнь убивая на Земле! Хочу, чтоб во всех странах мать, Укладывая сына спать, Была спокойна: подрастёт, Но кровь лить в войнах не пойдет. Да, наш кровавый век ушёл, Но снова кто-то чистит ствол, По безрассудству своему Готовя новую войну – Смерть человечества всего… И надобно унять его.
* * * Читаю то, что написал. Я мало о войне сказал, Ведь то, что перепало мне, Столь несущественно в войне. Лет пережитых разнобой Течёт из памяти рекой. Всё то, что видел, что прочёл, Мой личный список бед и зол И сверстников житьё и боль Сплетались будто ùсподволь. Не претендует на эффект Набросок пережитых лет, Но, как свидетель наших бед, Он должен был увидеть свет. *Дробицкий яр – овраг на восточной окраине Харькова, где в январе 1942 г. было убито 20 000 мирных жителей, в основном, евреев. **Конвоями во время ВОВ называли охраняемые караваны английских и американских судов, осуществлявших перевозки военных грузов в СССР и возвращавшихся в порты Великобритании. ***Абвер – военная разведка гитлеровской Германии. **** На корпусе якорных морских мин военного времени снаружи были размещены несколько взрывателей в мягком свинцовом корпусе – „рога“. *****Инвалидов войны милиция изолировала из "зстетических" соображений на ладожском острове Валаам.
|