Часть вторая
Глава одиннадцатая
Радомир – звали старшего отрока
И владел княжич силой телесною.
Был он светел, как лёгкое облако,
А глаза были цвета небесного.
На дворе зло хрипел пёс на привязи.
Пела песню в лесу птаха ранняя.
Радомир во главе верных витязей
На рассвете ушёл в степь бескрайнюю.
Старший сын повёл рать в поле дикое,
Где томятся в плену люди русские
И грозит степь гортанными криками,
И на Русь зло глазами зрит узкими.
Вширь раскинулось поле ковыльное
И, как сталь, степь звенит под копытами.
Схоронилась смерть в заросли пыльные.
Вся земля вокруг горем пропитана.
Одурманила степь раскалённая,
Опьянила рассудки туманные
И порой витязю утомлённому
Всюду видится сила поганая.
Утомившимся скачкой и бдением,
Образа всюду виделись с ликами.
Словно с неба, явилось видение –
По дороге шёл старец с веригами,
Как мираж среди поля безбрежного.
Старец чуть не погиб под копытами.
Радомир поклонился и вежливо
Стал у старца святого выпытывать:
«Мы, в бескрайней степи заплутавшие,
Долго скачем путями беспутными.
По сему мои люди уставшие
Всюду видят видения чудные.
И повсюду здесь сила нечистая
Ворожит и беды здесь не меряно.
К нашей цели тропинка тернистая
На беду в этом поле затеряна.
Но в своё дело правое верим мы.
Укажи нам дорогу десницею
И поскачем мы дикими зверями,
И взлетим в небо ловчими птицами.
Твоему я священному голосу
Внемлю, словно кресту золочённому.
Увенчаем мы лаврами головы,
Аль погибнем от зла некрещёного?»
Он стоял во главе войска конного,
Ждал от старца ответа правдивого.
Трепетали все, как пред иконою,
Будто встретилось им диво дивное.
Уж роптать стали все от отчаянья,
Свои копья на старца направили
И святой старец после молчания
Их направил на путь словом праведным:
«Вы идёте вершить дело правое.
Вас ведёт к цели вера священная.
Но в конце пути тризну кровавую
Приготовило зло некрещеное.
Увлечённым добычей богатою,
Ослеплённым каменьями, золотом,
Не узреть супостата проклятого.
Словно агнецам, быть вам заколотым.
Только князю, до смерти усталому,
Испытав стыд и тяжесть плененья,
Отрезвленье придёт запоздалое
И вкусит он всю горечь похмелья.
Но, пройдя через все испытания,
Через муки пройдя, через тернии,
Испытать суждено чувства тайные
И познать суждено веру верную.
И рождаются чувства душевные
В нежном возрасте, в сердце пылающем.
И за веру сию, князь, ты шествуешь
Умереть в страшных муках в пожарище.»
Замолчал старец, гнев вызывающий,
Перед княжеским взором пытающим.
Лишь дружинник, обидой пылающий,
Обнажил меч, на солнце сверкающий.
Рассекла воздух сталь зазвеневшая,
Чтоб сразить нечисть в старческом облике.
Увидал витязь степь опустевшую,
В небе лишь седовласое облако.
Вновь дружина пошла в путь неведомый.
В свои дали влекла степь раздольная.
Шли они в степь грозившую бедами,
Да искали в степи ветра вольного.
Запеклись в кровь уста пересохшие
И стучит в висках кровь загустевшая.
Живых чаще встречают усопшие,
Да одежда, на солнце истлевшая.
В синеве неба беркут степной кружит,
Да в дали волчья стая охотится.
По степи лязг зловещий оружия,
Да копыт конских топот разносится.
Раскалились шеломы железные,
Да кольчуги от пота все белые.
Истощают страх степи безлесные.
Помрачнели дружинники смелые.
Все они в ратных битвах бывалые,
Бьющие супостата играючи,
В диком поле плетутся усталые
И трепещут, на князя взираючи.
Нет уж боле задора куражного
И вокруг тишина недоверчива.
Сторожась нападения вражьего,
Смотрят витязи вдаль бесконечную.
Неожиданно русичи в ужасе,
В милосердии Бога молящие,
В поднебесье, где беркуты кружатся,
Посмотрели на солнце палящее.
В синем небе светило небесное,
Глаз ласкавшее атласом прапорным,
В судный день, как знамение крестное,
Вдруг окуталось саваном траурным.
Вокруг солнца, как смерть, черноликого
Вились пряди, как нимб золотистые.
От видения этого дикого
Возроптала дружина неистово.
Толковали они это марево,
Будто козни проклятого ворога.
Князя стали они уговаривать
Возвратиться обратной дорогою.
Радомир скакуна лишь пришпоривал,
Недовольных он взглядом осаживал,
В диком поле дорогу проторивал
Войску княжьему к логову вражьему.
Как-то ветер хмельной утра раннего
Из безбрежного поля ковыльного
Принёс запах варённой баранины
И парного кумыса кобыльего.
Басурманской крови в предвкушении,
За добычей, за воинской славою,
Вся дружина навстречу сражению
Устремилась летучею лавою.
После скачки безумной и бешеной
С удалым свистом, с воем и с гиканьем,
Грабежу предались они грешному,
Опустившись до варварства дикого.
Лихо справили тризну кровавую,
Уничтожив народы кочевные,
Всех, и старого били, и малого,
На мольбы невзирая плачевные.
И, собравшись на месте побоища
У парящих казанов с бараниной,
Свалив в кучу трофеи разбойные,
Предались все веселью бескрайнему.
Отдохнув от разгула злодейного
И насытив утробы голодные,
Погрузили добычу трофейную
И направились в дали походные.
Зло скрипели повозки гружённые,
Оставляя в степи тучи пыльные.
Ржали лошади, в них запряжённые,
И плевали они пеной мыльною.
Глухо рвались подпруги стремянные.
У коней на ногах жилы порваны.
Вдруг почудилось зрелище странное –
По дороге шёл дервиш оборванный.
Был обвешан бродяга подковами –
Ну и что в этом дервише странного?
Но лицо было князю знакомое
На ланитах с кровавою раною.
Радомир, скрыв своё отвращение,
Видя лик его обезображенный,
Обратился к нему с обращением,
Спрятав кнут, позолотой украшенный:
«Кто ты, праведник или зло тайное,
Что сокрыто в душе человеческой?
Что скрывает от нас степь бескрайняя?
Где сразимся с поганой мы нечистью?
Где нас ждёт в поле тризна кровавая?
Где скрываются ханские лучники?
Если скажешь нам кривду лукавую,
То убьём мы тебя, как лазутчика.»
Резко дёрнулся телом юродивый
И запели подковы звенящие.
Зло оскалил он лик свой уродливый
И в ответ издал звуки хрипящие.
Прыгал он в облике бесноватого.
Радомир в него плюнуть побрезговал.
Постепенно из горла хрипатого
Дошли звуки до разума трезвого:
«На вас латы и сзади, и спереди,
И мечи с двух сторон заострённые.
Как себе, вы глазам своим верите,
Но они алчностью ослеплённые.
Вы смахните дурман алчный с глаз своих,
В поле бросьте всё злато с каменьями.
Вы, богатой добыче подвластные,
Не смогли понять в небе знамения.
Не ищите врага среди нечисти.
Он в душе под железной кольчугою.
Возвращайтесь в родное Отечество,
Да играйте там свадьбы с подругами.
В поле вы только лихо насвищите.
Вас повсюду ждут ханские лучники.
Вы с рожном острым ворога ищите
И рожон от врага вы получите.»
Плеть достал Радомир. Била дрожь его.
На уродца пошёл он безропотно.
И втоптали его в пыль дорожную.
Стон его был неслышен за топотом.
Заскрипели колёса тележные.
На конях вдаль помчались дружинники.
На земле лишь подковы железные,
Да пятно крови среди полынника.
И куда бы их кони не мчались,
Жадность души жгла в алчном стремлении,
На дороге подковы встречались
И указывали направление.
Только лишь ветер запах баранины
Донесёт из кочевного стойбища,
Изготовившись к битве заранее,
Начинала дружина побоище.
Но однажды скакали беспечные
И, ни оком, ни слухом не ведая
О том, что впереди, ждёт ли встреча их,
Вдруг наткнулись на стойбище бедное.
Встречи не ожидая, опешили,
Но готовые биться отчаянно,
Не сговариваясь, все вдруг спешились,
Лицезрея картину печальную.
Не бараниной пахло на стойбище –
Отовсюду несло смертным холодом.
Мёртвы были, как после побоища,
Бедолаги, убитые голодом.
Были мёртвы все – старые, малые,
На земле все лежали погибшие,
И лежали младенчики с мамами,
И сосали их груди остывшие.
Русы, видя беду басурманскую,
Прослезились от зрелища грустного.
Вспомнили, что они христиане все.
Вспомнили, что они люди русские.
Не стеснялись своих слёз дружинники.
Хрип стоял от дыхания спёртого.
Но нашли в живых несколько жителей
И в арбе старика полумёртвого.
Слёзы высохли сразу от радости.
Заварили отвары целебные
И поили их травами разными,
И кормили похлёбками хлебными.
И на пользу пошло им лечение.
От недуга они отрешились.
Возвратилась жизнь в племя кочевное
И уже смерть над ним не кружилась.
Когда время настало проститься,
Облачиться в железные латы им,
К Радомиру старик обратился
С просьбой, что-нибудь в виде оплаты взять.
Князь был в трепете от удивления,
Речи дар терял от старца щедрости:
«Чем отплатит ему население
Умиравшее от крайней бедности?»
Радомир рода был благородного,
Старику слово сказывал с честью он
И его, как акыны народного,
Попросил всех порадовать песнею.
Из повозки с большими колёсами
Достал музыку в виде подковы тот
И запел молодым звонким голосом,
Заиграл он на лире диковинной:
«Пораскинулось поле ковыльное
И стоит в поле том колосс каменный,
И сего великана былинного
Знают все со времён незапамятных.
Крест на крест от него во все стороны
По степи все дороги расходятся
И сидят на нём чёрные вороны,
Да вокруг него волки охотятся.
Раскалённый жарой в пору летнюю,
Да обветренный в зиму морозную,
Сторожит не одно он столетие
Все пути с видом стражника грозного.
Смотрит сей камень в степи задонские,
За рубеж каганата хазарского.
Видел камень войска Македонского,
Видел он легионы цесарские.
Караваны невольников длинные
Созерцал, но хранит он молчание.
Потому среди поля равнинного
Стоит идол с глазами печальными.
Присмотритесь и сквозь наслоения,
Сквозь наросты мха замысловатые
Вам откроются надписи древние.
Нет давно уж на свете их авторов.
С вереницей рабов в полон греческий
Мимо камня сего гнала плеть меня.
На Земле краток путь человеческий,
Но стоит в поле камень столетия.»
Старец смолк. Сразу стало всем весело.
Радомир лишь стоял неуверенно:
Толь молчал он в раздумье над песнею,
Толь ему вспомнился старец в тереме.
Тот старик прослыл вероотступником
И закован был в цепи по-бычьему.
Этот же в степи встретился путникам.
Что же старец в тебе необычное?
«Ты, старик, древний, словно столп каменный –
Голова сединой убелённая.
Растолкуй мне пословицу тайную,
Разгадай мне загадку мудреную:
«…на нас латы и сзади, и спереди,
И мечи с двух сторон заострённые,
И глазам своим, как себе, верим мы,
Но они алчностью ослеплённые.
Нет врага в поле среди полынника –
Он в душе под железными латами…»»
И своё слово старец дружинникам
Отвечал речью замысловатою:
На Земле были царствия прочные,
Были персы и греки, и римляне,
Было царство в египетской вотчине,
Но погибли один за другим они.
В каждом царь самый лучший из лучших был
И во всех воеводы отважные.
Были все не врагами разрушены –
Враг коварный сидел внутри каждого.
В каждом царстве отважные жители,
Верой-правдой престолу все верные,
Но средь них завелись мзды любители,
Появились пороки зловредные.
Царства те, защищённые латами,
Изнутри были червем изъедены.
Соблазнились шелками, да златами
И разрушили царства зловредины.
Русь державная – сила могучая,
Да разбита на царства удельные.
Вам бы слиться единою кучею,
А не жить колосками раздельными.
Потому-то и сзади, и спереди
Ворог козни вам шлёт изощрённые.
Потому никому вы не верите
И мечи с двух сторон заострённые.
Царство Киевское ещё молодо.
Не войны вы ищите, а мира тут.
Предложи, даже ангелам, золото
И у них в скорый срок рога вырастут.»
Радомир старика толкование
Молча принял за речи крамольные
И оставил он их без внимания,
И помчался искать ветра вольного.
Ещё долго ватага дружинников
Находила в степи приключения,
Жгли огнём стойбища мирных жителей
И мечами рубили кочевников.
Уж напились крови человеческой,
Загрузились добычей разбойною,
Но всё далее в степь от Отечества
Уводил Радомир своих воинов.
И неведомо, сколько уж времени
Миновало с разбоя последнего.
Будто бы приросла нога к стремени
И текут в голове мысли медленно.
Кружат стаями чёрные вороны,
В небе каркают и беды кликают.
А на рать по степи тучей чёрною
Надвигалась громада великая.
Зло скрипели повозки в движении
И блистали кольчуги звеневшие.
На громадной горы приближение
Зрели витязи оцепеневшие.
В тишине гробовой голос матерный
Вырвался у какого-то ратника.
Приняла постепенно громадина
Очертанье огромного всадника.
Но приблизился он чёрной тучею
И все в облике витязя хмурого
Вдруг узнали Илюшу могучего,
Что был родом из города Мурома.
И поднял он забрало у шелома.
Княжича поприветствовал словом он.
Радомир, хоть годами неспелый был,
Но зато высшего был сословия.
У отца нёс Илья службу ратную.
Был в почёте Илья среди воинства.
Радомир к витязю с речью краткою
Подступил, не теряя достоинства:
«Мы в степи супостата поганого
Насмерть бьём и грозим ему бедами,
А изловим верховного хана мы,
Где и как, и когда, нам неведомо.
И в исходе побоища бранного
Одолеем ли с честью мы ворога?
Где-нибудь есть край поля бескрайнего?
Сколько нам идти этой дорогою?»
И десницу Илья поднёс к шелому,
С высоты осмотрел рать потешную,
Посмотрел в глаза юноше смелому
И своё слово молвил неспешно он:
«Вижу воз ваш, загруженный златами.
Да! Видать погуляли на славу вы,
Обагрили свою сталь булатную
И побили вы ворога слабого.
Далеко по степи вы прославились,
За версту в поле блещете латами.
Вы ещё не со всем врагом справились
И хвалиться ещё рановато вам.
Про себя слышу я сказы лестные
И молва про меня бродит разная:
Мол, владею я силой телесною,
А ещё обладаю я разумом.
Можно бить ворога окаянного,
Без конца лить кровище в побоищах.
Вслед за битым врагом в поле бранное
Вновь и вновь выйдут новые полчища.
И какой силой вы не владели бы,
В поле всех врагов не уничтожите.
Даже всю степь костьми вы устелите,
Но себе вы врагов преумножите.
Мне Владимир стеречь степь наказывал,
Рубежи охранять велел южные.
Стерегу степи я силой разума
И лихой мордобой здесь не нужен мне.
Много в этой степи разногласия,
Много всякого люда шатается,
Но живу я со всеми в согласии,
Дружба мирная преумножается.
Я несу в поле ратное бдение.
Вы мечём моей дружбе мешаете.
И в степи каменем преткновения
Вы дела все мои разрушаете.»
Не указ Радомиру слова сии –
Князь не ровня безродному ратнику.
Лишь прощаясь с Илюшей в согласии,
Попросил он громадного всадника:
«Ты Владимиру служишь охранником
И не мне тебе, ратник, приказывать.
Но прошу я тебя, как соратника:
Ты отцу про меня не рассказывай.
Я беспутный. Моя удаль молода.
Может, я вершу что-то не правое.
Не хочу я тревожить без повода
Его сердце больное и старое.»
И сидел Муромец хмурой тучею,
Лишь доспехи на нём тихо лязгали,
Только шлем, на чело нахлобученный,
Укрывал от дружины взор ласковый:
«Не неволь, Радомир, меня просьбою.
Не могу я давать обещания.
У Владимира службу я вольную
В честь служу, но скажу на прощание:
Станет князь про тебя меня спрашивать,
То скажу про тебя без утайки я.
А не спросит – не быть греху страшному.
Ну, летите соколики стайкою.»
Распрощались в степи вольной воины
И разъехались в разные стороны.
Только топот пугал степь раздольную,
Да кружились над падалью вороны.
|
