Теперь эпохою застоя
Зовут то время, почем зря.
Ну, да, конечно, я не спорю,
Застой, возможно, был, но я
Те помню времени приметы
Как школу, детство, и друзей.
Как, солнцем утренним согреты,
Мы подрастали во дворе.
Мне шел тогда, дал Бог бы память,
Шестнадцатый, наверно, год.
Я с цифрой не хочу лукавить,
Она, как деньги, любит счет.
И, с каждым годом вырастая,
Махнул я выше уж отца.
Смотрел он на меня, не зная,
Что от такого вот юнца
Ждать стоит; росту, вроде, много,
Ума же, Господи, прости.
Знать, потому с собой, где можно,
Чтоб мог мозгами прорасти,
Меня таскал. Сказать здесь нужно,
Я рос ершистым огольцом.
У нас была мужская дружба,
Как между сыном и отцом.
Я за тех лет воспоминанья
И по сей день пред ним в долгу.
Учил меня не назиданьем –
Примером личным. Я могу
Здесь рассказать о том, как вместе
Мы возвращались из гостей;
Он был, подвыпивши, конечно,
А я был трезвым, вот, ей-ей.
До дома мы от остановки
Пешком поперлись, чтоб не ждать
Так долго едущей «семерки»;
И на углу, чтоб не соврать,
Мы метров триста отошли лишь
От остановки в поздний час,
Как перед нами очутились
(идут, рассматривая нас)
Три парня, с ними девка тоже,
Или не с ними, не поймешь:
Она то им заглянет в рожи,
То приотстанет, черт те что.
Вдруг - к нам бежит она, буквально
Хватает за руку отца,
И шепчет очень театрально:
«Спасите! Те три подлеца,
Взялись откуда, я не знаю,
Что нужно им, не знаю тож,
Спасите, Вас я умоляю,
Их не могу я видеть рож».
Мой батька был мужик суровый,
Несправедливость не любил,
Сказал он этой, чернобровой:
«За спину стань и не зуди».
На Флоте он служил матросом
И был в плечах совсем не мал.
Он бы им врезал без вопросов,
Но был немножечко он пьян.
Тут подскочили эти трое –
Всем лет по тридцать – к нам двоим:
Мужик с хмельною головою
И я, пацан, по силам им.
Один в лицо ударил батьку –
Тот даже не успел понять,
Как оказался на асфальте, -
И, ну, ногой его пинать.
Второй к ним кинулся поспешно,
Наверно, корешу помочь
И в темноте той не кромешной
Ударами заполнить ночь.
Со мною занимался третий,
Он что-то злобно говорил:
«Давай, сынок», я не ответил,
А лишь удар его ловил.
Вдруг трое резко встрепенулись
И кинулись куда-то прочь:
С той остановки невезучей
Мужик бежал, чтоб нам помочь.
Мы с ним подняли батю вместе:
Хоть глаз подбитый, но живой.
Мужик шпану херами метил,
А я повел отца домой.
Когда пришли, двенадцать было,
Но мать, конечно, не спала:
Его она чуть не убила
За все, за эти, за дела.
А он ей, головой качая,
Почти уж трезвый, говорил:
«Да, вышло так, как и не чаял.
Спасибо, сын, вот, защитил».
Я – защитил? Скорее, просто,
Я силы вражии отвлек.
Но говорит, с подбитым носом:
«Ты защитил меня, сынок», -
Отец. Я не могу не верить
Словам его... С тех пор, порой
Слова я вспоминаю эти
И то, как вел его домой.
Экзамен был ли это третий?
Тогда я этого не знал.
Лишь чуть пожив на белом свете,
Я понял, что его я сдал.
|
