Я быть может засну, этой зимою мы все засыпаем.
И мы спим бесконечно, спим и видим лишь снега оков
И сердец тех, и душ тех, и тел тех куски зарываем
Так мы платим тому, кто давал нам надежду и кров
Ничего нынче нет там, где путник повис и сорвался
Я с собой не дружу, моя жизнь - лишь сотня стихов
Он ведь на гору шел. За мечтою туда. И взобрался.
Только нет там мечты. Там стража из бешенных псов
И не вырваться, я не вижу в тех снах - там слепой я
И на ощупь иду я, не чувствую мышц. Их скрип, их предел.
Дайте мышцам коня. И глаза открыл я. Предо мной солдатня...
И за мной - мой народ. Их глаза. Я узрел и прозрел.
Не смирюсь я с налогом, что души с людей собирает
Не смирюсь я с судьбой, жизней наших тотальный раздел.
Не прощу. Мать на войны дитя за тебя отправляет.
Не смирюсь. Это кровь не по чести. Это все - беспредел.
Я быть может засну - там где дом, где для дерева яму капаю
И быть может засну - и не сьем я тобой приготовленный плов
И в снегу я лежу, там от холода всех я по дням забываю
Лишь надеясь проснутся вдали, на ковре из мха и цветов
И цепей вой и звон - это рабские стоны от мук и неволи
Они слишком крепки, но не тел эти стоны, а душ всех людских
Стоны тех, кто в скитаниях жил. Это все их мозоли...
И мозоли всех тех, кто страдал за себя и страдал за других.
Я прошу лишь в мольбе, дай же сил нам и веры
Веры в нас, веры в тех, кто в борьбе с нами на гору шел
"И не важно, какие мы будет выкорчевывать горы"
Он сказал, а точнее, на смертном одре прохрипел
Не узнал я его, был он в саване, был он в рваной сутане
Книжку выронил он. Я поднял. Нимб там с громадным крестом.
Положил я обратно. Книжку ,что выпала. Что была в кармане...
Книга страданий людских. И душевных страданий тот том.
|
