Мелкотемье – признак графоманства,
иль словесный грязевой поток
пошлого безудержного чванства,
а на деле – фиговый листок,
неумение строку построить,
ритм строфы спиной не ощущать?
Графоманы, кто они – герои,
с бою в плен берущие печать?
Или жертвы собственных амбиций,
полные тщеславною мечтой?
Хорошо! Удастся им напиться
двухминутной славы – дальше что?
Рассуждая так, себя назвать как?
Графоман? Несбывшийся поэт?
Я скорей – дворовая собака,
стерегу своей души секрет,
никому его не доверяя,
только разве чистому листу,
на котором в словесах сгорая,
на карачках лезу в пустоту,
для себя самим собой рождённой,
сотворённой магией стиха.
А быть может кем-то осуждён я
на такое искупление греха?
Но за что? Ведь я лишён амбиций;
под монаха сам себя постриг
и не рвусь на книжные страницы,
не плету ни сплетен, ни интриг,
не шаманю, не ору с эстрады,
не вербую я учеников.
Сам себе определил я радость:
умирать в строках своих стихов,
если может зваться так всё то, что
льётся на бумагу из меня.
Но одно сегодня знаю точно –
мне без строчки не прожить и дня.
И неважно, как я величаюсь,
будут ли читатели, иль нет.
В рифмах упоённо я купаюсь
и не утону на склоне лет.
80-е годы
|
