1 глава
Старые добрые времена, прекрасны вы уж тем, что стары.
И вряд ли нынешним летам удастся избежать такой же кары,
Великие события были, есть и будут еще краше,
Хоть мало надо смертному, а не обузданы всегда желанья наши.
Заполучить местечко по теплее, удастся тем,
Кто с легкостью к обману прибегает в решении своих проблем.
Не знаю, может, плачет ангел, если умер человек,
А сам он плачет, чтоб проплакаться весь век.
2 глава.
Все будет прахом, плохо ли прекрасно,
Пойми ты ранних лет, что все напрасно,
Таков, иль не совсем таков был Питт,
Но так о нем соперник говорит.
То были без сомнения титаны красноречия,
Но даже их стремительный поток был скоротечен.
И вот соперников своею пеленой Земля накрыла,
Над ней лишь гордо возвышается могила,
Волна покоя все вокруг обволокла,
Что ж всем судьба такую участь предрекла,
Как не крути, а прах всего лишь прах,
Со временем пройдет и страх,
Который имя нам великое внушало,
И красота что разум многих затмевала,
Хоть вечно урне Клеопатры и дано блистать,
Увы, румянцем праху никогда не воспылать.
Вот урна Александра, жалкий вид,
На завоеванных брегах давно забыт,
Пол - мира Македонский покорил,
Но мир о нем теперь совсем забыл.
Где и когда он был рожден,
Увы, и он заброшен и забвением побежден.
А Греция, взрастившая его, познала бед сполна,
Теперь она культурою своей сильна.
3 глава.
Увы, далеко современный властелин,
Кто всем монархам нынешним был бог и господин,
Как царь Сезострий впряг их в сани.
Но бить не стал, чтоб думали, что правят сами
Теперь они попрали прах, к которому доселе
Иначе как на полусогнутых приблизиться не смели.
Так, где же ты теперь герой и победитель!
Дитя великих и простых, друг мудрых, буйных укротитель,
Ты, кто свою игру «Империей» назвал,
Костями тысяч жертв к своей победе путь устлал,
Ты в том далеком и заброшенном краю,
Где мать природа правит власть свою,
С тоской наблюдая гнев Орла,
В той клетке, что она ему приберегла.
Узрев крушение нации, смеется он,
Над тем, что ссоры – ежедневный рацион,
Но траур осознав, блеснет слеза в глазах,
Здесь яств и вин так скудно на столах.
И ссоры здесь по пустякам из-за простых вещей,
Иль человека здесь, бичуют иль, чествуют царей.
Теперь он видит, что судьба его с отбросами связала,
И осознание того, суровым приговором прозвучало.
Не будет книг, не будет бюстов - вот ответ,
Чтоб не тревожить сон, того, кто пробудил весь свет.
Не он ли смог Великих укротить?
Порабощенный дух народов отпустить.
Презрен тюремщик и шпион,
Блеснул как луч надежды он,
И с тем, навек во мрак был погружен.
Хоть уровень его, увы, не высок,
Меж небом и землей, нам сметным не в дамек,
В чем нашей жизни скоротечной суть,
Мой бог — в том нашей нет вины отнюдь.
Делили мы свой хлеб и кров,
Друзей хранили он — врагов,
Ведь смерть любому не по нраву,
Но в том бою сержант по — праву,
Навек обрел людскую славу.
И гордый вид слезою обагрён,
Ужель для красного словца убит был он.
Пусть честь и пылкий друг в бою спасен,
Тот белокурый юноша был в жертву принесен.
изголовья кроватки твой родитель больше не вздохнет,
Но крепко спящий разум всколыхнет.
Что ж торжествуйте над закованным Орлом,
Он рвется в небо, он свободен в нем.
4
О, если б дух его вокруг еще витал,
Без ложной скромности он вспомнил, как блистал,
В союзе с бренной плотью, что покоится отныне,
И нагоняет лишь тоску и хмурое уныние,
Что из того, что был краеугольным камнем,
И основал империю на зависть всем.
Он был обласкан славой, знал бесчестье,
Имел Империи дары и сыт был ее местью.
Правители, что позже с радостью с себя срывали цепи,
Тирану подражая, тут же брали в руки плети,
Но в одиночестве теперь его могила,
Как гордый маячок, но человечество о нем забыло.
Его тюремщик до конца был верен долгу,
Едва завидев смерть, не думал долго,
Чтоб прах великий был скорей забыт,
Он надпись сократил до «здесь лежит»,
Ни имени, ни дат рождения и смерти нет,
На них строжайший положил запрет.
Ручьи и ветры довершат обряд забвения,
Моряк на мачте честь отдаст, но без сомненья,
Побед твоих великих славу сохранит,
Ван Домского столпа устойчивый гранит.
На острове в скалистых берегах,
Покоится твой знаменитый прах.
Да, всемогущая природа мать,
Не позабыла дань тебе отдать.
Но этого ль хотел наместник славы,
Свой дух свободный заковать в твои оправы.
Взгляни под крышку — видишь он,
Так безмятежен, словно видит сон.
И тень улыбки уловима на устах,
Как если бы обрел свой кров его нетленный прах,
Ни в этих грубых, мрачных берегах,
А в усыпальнице подобной Пантеону.
Его б утешил от Французов скромный дар,
Приют страны, которой он всего себя отдал.
Чтоб славный дух его всегда витал над ней,
И возносил над тронами державных королей.
Чтоб вел солдат бесстрашно в бой,
В делах иных был путеводною звездой.
Всему свой час наступят времена,
Воздаст сполна тебе твоя страна
5
Ты наделен был властью небесами,
А матерью землею - благородными чертами.
И слава о тебе, с тех пор в веках храниться,
Ты был уже велик орленок не успевший опереться.
Вы Альпы, созерцавшие с заоблачных высот,
Его победоносный и стремительный полет,
Ты Рим, что видел Цезаря великие деяния, он,
Увы, переступил свой Рубикон,
Границу пробуждения людских сердец.
Его союзники жестокий царь и лжец.
Египет! С незапамятных времен твои гробницы,
Хранят покой и сон царей как глаз зеница.
Но стены их потряс громоподобный слух.
Что нового Компания вокруг витает дух.
И мощь веков была бледнее тени,
Как изумленный великан, увидев Нила сели.
Иль если бы вершины пирамид он наблюдал,
Как шумным ангелом из ада бог отдал,
Бесплодные места для заселения,
И предложил песок, как удобрение.
Испания! Когда б увидел Сид,
Поверженный подавленный Мадрид.
Лишь Австрию не тронут дважды,
Но и она предаст тебя однажды.
Ты раса Фредерика - пустот звон,
И не гордился бы сейчас наверно он,
Его сгибали и давили в Вене и Берлине,
Но имя, словное здесь помнят и поныне.
Екатеринский кровавый долг,
И тот, сломить его бунтарский дух не смог.
А Польша, обещаниями сыта,
Свобода для тебя по-прежнему мечта.
Твой покровитель местью увлечен,
Свои дела здесь правит он.
Лишь твой народ к свободе приведет,
Без колебаний кровь свою прольет.
Костюшко! Сын земли, твой патриот.
Вздохни всей грудью царь, народ,
В первопрестольной купол проблеснет,
Увы, в лучах надежды уходящей.
Москва! Лишь ты преградой на пути самолетом стала,
Ты, что видела слезы даже злого Карла.
Хотел увидеть он тебя во всей красе, напрасно,
Увидел шпили и дворцы в зареве красном.
Солдат придать огню тебя готов,
А крестьянин поджег свой бедный кров,
Купец огню приносит дар,
Вот Кремль в огне и нет Москвы- один пожар!
Вся мощь, величественных из вулканов, вдруг поблекла,
Померкли вспышки Этны и Покорной стали Гекла.
Везувий пламенем своим зевак манящий,
И он поник пред заревом твоим слепящим.
Сравнить его нельзя было ни с чем,
Лишь он Империям конец положит всем!
Бесспорно ты другое дело! Сильна, сурова, знай же впрок,
Завоеватель не ученный, ты нашей матушки урок,
Смела крылом своим холодным ты врага,
И замели его тщеславие Российские снега.
Увы, он не боец с окончившим клювом и когтем,
Мрет победитель больше, больше с каждым днем.
Напрасно Siena на ряды бросает взор,
Ведет веселый бодрый разговор,
О том, что Франция их ждет,
Быстрее чем вино их кровь течет.
О, трижды троицей святой благословенная Верона,
Затмила блеском все вокруг империи твоей короне!
И воздала ей славу, здесь предательство не в счет,
Всем склепам Скалигеров, Капу Летти принесли почет.
Что должен «Великий пес» им донести,
«Кен Гранде», (которого и я рискнул перевести).
Им мопсам уточненным? Твой древний стих,
Ктуллус звучит сейчас по-новому - в веках не стих.
В амфитеатрах Римлян ублажавшей;
За этими вратами Данте свой приют узнавший,
Тот старый добрый человек, кому принадлежал весь свет.
Таких, кто узка не знал, наверно нет;
А знатный гость от истины далек,
Как если бы он сам был заперт на замок.
Он смелым заявлением своим, о том, что мир порабощен,
Позора памятник себе воздвиг и этим был польщен.
В толпе подле театра, справедливый гнев,
Народ вскипел господ-шутов узрев.
Блеск мишуры, как сотни звезд манит,
И в темных казематах узников слепит.
Италия! Великая страна рукоплескать позволила она,
Надежно заковав людские руки!
|
