http://www.proza.ru/avtor/tatinasiringa
http://www.mypishem.ru/users/tatianasiringa
НЕБО БЕЗЗВЁЗДНОЕ ВЫСТЫНЕТ…
Небо беззвёздное выстынет,
глянет рассветная хмарь…
Прошлого спящие пристани
будит бессонный звонарь.
Вон он, крылатый, на звоннице…
Слышишь, как чудно поёт?
«Голосом» да с колокольцами
звуки сплетает и вьёт.
Вязкой, янтарною камедью
свет разливается: быть!.. –
как с растревоженной памятью
день наступающий жить?
…Отгоревала, отплакала,
едкой золой – добела
откипятила… Упрятала
так, чтоб не ныла, не жгла
тень окаянства постылого –
всё ли? Была – не была…
Жданного, званного, милого –
всё ли с тех пор берегла?..
Помнишь малину багровую?..
Клёнов безýдержный цвет?..
Губы сухие, бедовые,
тихий мой оклик – вослед…
…Что ж не вернулся покаяться
в бывших – не бывших – грехах?
Боязно – вдруг не понравится
холод креста на губах...
…Звон – вдохновенный, неистовый –
в небо, за тучи, за край!..
Любый мой – вымолен, выстрадан…
Мною прощён ли?.. Ступай.
Я ТОЖЕ БОГА О ЛЮБВИ ПРОСИЛА…
Я тоже Бога о Любви просила,
И Он сказал: «Держи! А унесёшь?..» *
…И ожиданья невозможно злая ложь,
что сердце истирала в пыль – нет, в пудру!.. –
жить заставляя трепетно и мудро,
на выдохе и вдохе ощущая нож,
и выбор небогатый – ад иль рай –
быть иль не быть – невелика утеха! –
где нежности щемящей билось эхо,
кромсая крылья о молчанья край,
и шага первого отчаянная дрожь –
навзрыд, наотмашь, настежь – было, было…
…Когда я Бога о Любви просила,
кивнул Он молча: «Сможешь. Унесёшь…»
* Фамилия и имя автора эпиграфа не указаны с его согласия.
TOI ET MOI
Дует ветер над городками,
которые нас разделяют…
Toi Et Moi, Charles Aznavour
Ну вот, чемодан на полку – на время отложена встреча…
Какой умелец ковал столь тяжкие ожиданья вериги?
Хорошо хоть, что сбор в дорогу всегда быстротой отмечен:
багаж – любимое платье и наших с Тобою стихов книги…
…В них – чёрным по белому, не пряча Тебе посвящений,
не скрывая имени, которым столько времени брежу,
в них – галлоны чая и сотни изумительно вкусных печений,
совсем, как у Брэдбери, помнишь?.. Только сильней, но реже,
чем в вине одуванчиковом, ощущалась горчащая нотка
встреч телефонно-виртуальных, и, слóва боюсь, – прощаний,
горечь несбывшихся строк, соли моих слёз щепотка –
знаю, Ты их не любишь, но не могла сдержать обещаний…
В них – невозможность иногда до голоса Твоего дотянуться
и от этого – тоска по звукам, которые сердцем помнишь…
И лишь под Азнавура в ночное небо можно вернуться,
так, чтобы слышать – Ты хотя бы на те же звёзды смотришь…
Простужен снова … Сказала бы – шарф найди поплотнее
и молоко горячее… Да у тебя в январе – дожди и плюс двадцать…
Я просто… была бы… Я буду рядом. Так всё же вернее.
Осталось немного. Совсем. Новой весны дождаться…
Из цикла «Письма длиною в год…».
Беспредельность надежды
…твоё тихое счастье…
А. Пахнющий
Грусть мою не суди, не брани, мой внимательный друг,
о далёком и милом, – издревле завещанный круг! –
не кори, что бессильно свою немоту проклинаю.
Ожиданье – как тать искушённый, крадущийся в ночь,
что, поживу стянув, не спешит издевательски прочь,
и увидеться – словно достигнуть приютного края…
…А в помощниках – лишь всемогущий всевышний один:
так над Городом Вечным и русских дремучих глубин
беспредельность надежды певуча – в дали и в отчизне.
Богоравной, всевластной, всесильной, святою не быть –
не дано и не нужно… Осталось одно: испросить
только чуда простого, наивного, тёплого – жизни…
Расстоянье и время – нещадные, злые враги…
Но упрямо и нежно: любимый, себя береги…
Из цикла «Письма длиною в год…».
Разбирая рукописи
…Как мудрец-реставратор, движенье кистей затая,
антиквар, что ликует, редчайшую ценность найдя, –
разбираю рисунки твои и стихов манускрипты…
В них – о блюзах тянущихся зимних тоскливых дождей,
об историей ставших безумствах и вере вождей,
в них – любовям сгоревшим, фальшивым и ложным вердикты,
что решительно ум выносил – незавидная роль! –
обречённый на непониманье и горькую боль
от потерь, что, казалось, когда-то манили и звали…
В них – проклятия войнам, любимейшей музыки лад –
от густейшего рока до речитатива баллад,
философская мудрость со светлым оттенком печали…
…Обернёшься и скажешь: прости мой былой непокой,
напишу – ты позволишь? – про верное счастье – с тобой…
ТОЛЬКО РАЗ МНЕ ВОЙТИ БЫ В ТВОЙ ДОМ…
Только раз мне войти бы в твой дом…
И остаться, быть может, надолго,
чтобы воздух промозглый и волглый
был согрет неизбывным теплом –
только раз мне войти бы в твой дом…
Чтобы над безыскусной строкой
ты не слышал надменного смеха,
невниманья бездарное эхо
не таилось чтоб рядом с тобой
и твоей не владело рукой;
чтоб хоть раз ты поверил бы снам,
тем, что дерзко сбываются всё же
достоверно и точно до дрожи,
где и хлеб, и беда пополам,
где шепнёшь: «Я тебя не отдам…»;
…Даже если не будет «потом» –
одиночеств привычного рая
ты решишь не тревожить, играя
(пусть решенье дается с трудом), –
только раз мне войти бы в твой дом…
Мой ювелир, мой Мастер, мой художник…
Мой ювелир, мой Мастер, мой художник,
капризнейший, рассерженный чудак,
седой мальчишка, ветреник, безбожник…
Вся жизнь твоя – нелепый кавардак:
то предаёшь огню роман готовый,
решив: брильянты нынче – из стекла,
и, что бы ни сказал, – ничто не ново,
и жизнь пустой потугой истекла;
то ледяным поистине молчаньем
казнишь… казнишься сам… и чья вина? –
то прошлым угнетён воспоминаньем
и горечь снова, морщась, пьёшь до дна;
то смотришь отчуждённо, с недоверьем,
то каешься в немыслимых грехах,
то нежишь и ласкаешь с исступленьем,
и, как ребёнка, носишь на руках,
то вдруг процéдишь: «О любви? – довольно…»,
смешных сомнений созывая рать…
…Стерплю. Ты не узнаешь, как мне больно
горящие страницы собирать…
ПАХНЕТ ПЫЛЬЮ…
Пахнет пылью под дождь… Пахнет мёдом,
горькой свежестью близкой грозы,
пахнет низким, парным небосводом
и мерцает крыло стрекозы.
…Пахнет тёсом, хмельной домовиной
и кипреем пожарищ былых,
что растёт молодой луговиной
в память лет прогоревших, лихих…
Пахнет пылью… Тревожным закатом,
тяжким золотом редких зарниц,
пахнет жизнью, в потеху распятой…
Пахнет бегом шальных колесниц,
что летят под овации Рима,
пахнет плугом и клейкой лозой,
и камнями Иершалаима,
что в надежде омыты слезой,
пахнет шагом прошедших парадов,
ржавым смрадом последней войны,
одиноким полуночным адом
от больничной немой белизны,
пахнет пряно заваренной мятой,
и хрустящею галькой речной,
и льняною постелью несмятой,
пахнет дымом и тёплой золой,
древней книгой, июлем, грибами,
ожиданьем сквозь ночи и дни…
…Незнакомо-родными ветрами
пахнут губы, любимый, твои…
|
