Леденел бурый снег. Индевели мундиры.
Залихватски сверкал солнца луч на штыках.
Становился безмолвною белой могилой
Подмосковный забытый нехоженый тракт.
Слепли лошади от белых хлопьев навстречу,
Вышел хлеб. Вышли силы. По горло в пурге.
Вроде русские кличут такое несречей?
«Malchance», – говорят на родном языке.
Кто же знал, что в России такие метели,
И такой непростительно дикий народ?!
Генерал говорил, здесь поют коростели,
Кто же знал, что зимой коростель не поет.
Жозефина! Душа моя! Гибнут солдаты,
Я впервые бегу с поля боя, как трус.
Я слабею душой – даром, что император.
Жизнь моя! Я, похоже, впервые сдаюсь.
Я мечтаю вернуться в оставленный город,
Сжечь его еще раз. Проклинаю Москву!
Я устал слышать тихий презрительный ропот,
Я боюсь не дойти. Я не в силах уснуть.
Леденел бурый снег. Пламенела столица.
Александр метался. Шел проклятый год.
Упорхнула из рук ошалелой синицей
Золотая надежда на славный поход.
|
