Белянка – всегда нечто смуглое с плоской окружностью и зеленой яшмой на тыльной стороне. Она похожа на бубенчатый кристал, пахнущий как зимородок и едкий на вкус. Усредненный полюс делает ее прозрачной, но бока, как бедра самовара, выдают ее развратную черноту. Руки, похожие на укор, похожи на медитативный пол с узорами и без узоров. Запах чая выдает растительное происхождение Белянки, хотя анатомический взгляд так похож на человека. Мраморный изгиб исключает силуэт во время сна, и только яркая соль дотягивает до структуры графита, и бриллиант нефрита одной гранью подгибает глаз, привыкший к одиночеству. Зеленая ржавчина абсолютизирует пирамидальную красоту, и копна волос вырастает с пшеничной яростью на бирюзовых губах, хоть ничто не похоже на камень, но на твердость, готовую растаять в кипятке. Белизна геометрии делает Белянку очень нужной для ситуации, и идеальный желтый, чуть не обсохший, подразумевает трансцендентность, непонимание, принятие, вызванную боль и проехавшую любовь. Капля крови после неудачной перестановки вылилась в объективность реалий и личных поступков, в обещания на новый год, и втянутый 25-ый кадр выбил лето из-под солнечного ожога, и Белянка чуть изменила ожидание, человеческое ожидание, не кончающееся фотосинтезом, а только синтезом звуков палубных шагов, когда тихо, и разворот на 180о вызывает рвоту от максимального напряжения, и пустота Белянки становится такой заметной. Ни один бок не выровнен, и потерянное время ужасает, и смешно глядеть на пупок и лист, что срослись во имя прогресса, позабыв о композиции и позиции белизны, и призма белая покрыла стыд пальцев, и на кларнете, около присутствия Белянки, играл «Маленький принц», очень влюбленный в хрустальную походку Белянки и в тряпку для очистки растительной наготы.
Квадрат и линии зарисовки маскировали походку. Колено, чуть левее, выражало беспокойство; чуть правее – бестактность танго, и пупок подвязывался на несовместимости.
Очевидное лицо, ниже маски, пахло зеленым яблоком, хоть зеленое не вписывалось в общую структуру каменистых намеков, и в воздухе было место только для окна с раздвинутыми стеклами и иллюзорным восходом. Сон прерывался нашествием великолепной формы смуглых тонов Белянки, и обещания рамки летали, как бабочки, не знающие света, но так любящие поджариться.
Белянка чуть передвинута, и солнце вскипело в пепельнице для мудрых рассуждений и брызнуло на белизну. Все стало ясно. Было незачем расставаться с фигурой, и натура поэта согласилась засечь тупость обхода во время лучистых игр и химии Белянки. И рядом стало светло, и хрустальное танго свершилось, лишь понадобилось втиснуться в раздвинутое окно и позволить солнцу добежать до вздоха с намеком на выдох.
Белянка была прекрасна.
|
