Прости, Израиль, и, иврит, прости!
Хотя я, в общем, вроде невиновен,
что не могу на жизненном пути
сейчас со здешними подняться вровень.
И не могу я сочинять стихи
на языке родных, почивших в бозе,
что суждено немым быть и глухим
и думать не по-здешнему о Боге.
Поэзия чужого языка
и песенность его в меня не входит.
За мной стоят российские века –
всё то, что ум и душу колобродит,
всё то, с чем рос и что в себя впитал:
ментальность, быт, характер той культуры,
полученный в наследство капитал
пусть русской, но родной литературы.
|
