Иерусалимский Бен-Йегуда,
напоминающий Арбат,
лишённый транспортного гула
и несмолкающий в шабат,
какой-то праздничной машины
раз заведённый механизм,
твои волшебные витрины
не говорят про альтруизм.
Здесь каждый занят сам собою,
кто ест салаты, швуарму жрёт,
а кто, раздавленный судьбою,
канючит двадцать агорот.
Старушка с голосом дрезины
скрежещет что-то про любовь.
А двое, турки ли, грузины ль
сияют в страсти голубой.
На мостовой, как на скамейке,
сидит компания юнцов.
Бежит чудак в трусах семейных,
весь размалёванный, трусцой.
А вот на скрипках два олима
играют, темп игры их лих.
Какой короткий ты и длинный
в судьбе у каждого из них,
иерусалимский Бен-Йегуда,
напоминающий Арбат,
лишённый транспортного гула
и несмолкающий в шабат!
|
