(Из «Ионической тетради»)
Это я – по грециям шагаю
в стопроцентном эллинском коттоне –
вечер знойный вновь напоминает
о полярной, вечно мерзлой зоне…
В брючной паре – нет вальяжней тона
взбитых сливок – масть для ловеласа:
смотрит нежно эллинка-матрона –
старичок несется вдоль Парнаса!
Или так: по Паксосу с рассвета
с одиссеевой шныряет бородою
средь розовоперстового лета
старичок российского покроя.
Жаль, что нету пробкового шлема –
адидас-кепчонка на затылке,
впрочем, эта аглицкая тема –
не в чести у керкирской бытылки.
Всяким лордам здесь не слишком верят:
кто там крал с акрополей статуи? -
веницейский зверь не зря над дверью
взор вперил на Геллеспонта струи.
Что им всякие там Чайльд Гарольды? -
Плавал к бабе, но не к Бобелине…
Потонул, известно, в жажде воли,
подорвавшись на амурной мине…
Львиный лик – замшел, с подбитым глазом,
и британский выглядит не глаже –
у таверны с фреско-фиш соблазном
млеют бритты в кулинарном раже.
Правь, Британия, Ла Манша лужей –
пополам с мошенником-французом:
Божий мир не зря отменно сужен –
знай себе, блести на солнце пузом!
Разлеглась на ложе Посейдона
всласть Европа – сутру знает четко,
но ни слова страсти или стона:
что за радость – старая кокотка?
…Остывает остров, остывает –
как утюг, которым глажу брюки;
и лавчонки очи закрывают,
и рыбачьи хищницы-фелюки;
только из таверны гвалт и хохот
по горам разносится стократно,
да за стенкой у соседа грохот
им с женой ломаемой кровати.
Я лежу – как Вечный Жид, забредший
по наитью, по Святому Духу,
в этот рай, давно уже отцветший,
слышу – как комар всё ближе к уху…
Где-то спят ракеты и линкоры,
церкви спят, конторы, бары, рынки,
ну, а здесь – Европа пляжным хором
спит на древнегреческой перинке.
Словно на Луне я иль на Марсе…
Словно и не я пишу в тетради:
«А на тунике Европы надпись:
Полюби меня, мой милый, сзади»…
2011
|
