Наставник говорил мне: «Над стихами
работать надо, мил-мой человек!»
И по щетинистым щекам стекали
слезинки умиленья из-под век.
О, как давно всё это в детстве было!
Но помню возражения свои:
– Работа это – запрягать кобылу,
построить дом… Но разве соловьи
работают? Здесь вижу нестыковку.
А ведь поэт подобен соловью.
И если я в себе открыл сноровку,
то без труда я в строчки радость лью,
не думая, что кто-нибудь, читая,
меня похвалит, отходя ко сну.
Себя при этом вовсе не считаю
поэтом-гением, и не стремлюсь к тому.
Наставник, вечно нами умилённый,
стряхнул слезу и, помолчав, в ответ
махнул рукой.
В поэзию влюблённый,
он жизнь прожил, увы, не как поэт.
Чтоб заработать на существованье,
своё и подрастающих детей,
пришлось не думать о своём призванье,
а быть шестёркой у больших людей*.
При поздней встрече, глядя друг на друга,
в глазах его мне виделась печаль
с какой-то поволокою испуга,
как человека, потерявшего причал.
– Ты что-то пишешь?
– Да, ещё мараю.
– О чём?
– О шахте, о шахтёрской жизни.
– А о любви?
– Лишь только то, что знаю.
– И как?
– Стихи по большей части – слизни.
– По-прежнему не трудишься над словом?
– Да нет, на это духу не хватает.
Я пользуюсь в стихе уже готовым
и тем, что подсознанье предлагает.
А вы?
Глаза наполнились слезами.
И отвернувшись:
– Я стихи забросил.
Ведь невозможно победить цунами.
Кой-как держусь на жизненном утёсе.
Смотрел я на него сквозь щели в ставнях –
он их раскрыть совсем не собирался.
Мой постаревший давнишний наставник,
ты в памяти моей совсем другим остался.
* Работал «референтом» у «руководящих»товарищей,
писал за них статьи, доклады и т.п.
Конец – 60-х
|
