Перепутались все -мои летные карты
И стоит, зачехленный, мой голуб-самолет,
Отобрали страну, обобрали и память,
И теперь это « все»- не берут и в расчет!
Нет вещей в мире тверже твердого шанкра-
Обо мне внуки вспомнят через пятьдесят лет,
Нет вещей в мире сложнее первого низкого страта-
Как слетает с подошва с кожаных штиблет.
Только путаются все, что за черт, в показаньях,
На одну версту зла -и полмили добра,
Подмели меня с мясом, скрутили об колено,
Не хотел бы, и не рвался. Дожить бы до утра.
Да и хоть в доме повешенного не говорят о веревке-
Надо все ж говорить, и терпеть, и терпеть!
Подчитают барыш, все округлые сотки,
Ну а мне на могилку, где бурьян- лишь кукиш…
Неблагодарные дети, неблагодарные внуки,
Не знал бы никого, никого б не рожал,
Не страдал бы за всех в натянувшейся веревке,
И а жил бы лишь тем. Что да мне, Бог послал!
В моих жилах течет плоть и кровь Спиридона,
В моем сердце клокочет солнечный удар,
Но есть важная правда в офицерских жетонах,
Победившая «Третий имперский угар!»
Это я, так не сгорбленный, не постаревший.
Это я поселившийся у вас за стеклом..
Не дам вам спать, на том и на этом свете-
Буду вам. Вашу совесть. Обварить кипятком.
Это я, кто пришел бы, как гость, по соседству.
Это я, кто выкрикивал «горько» и «бл..»,
Это я, кто оставил детей, как наследство,
Это я, не скопивший живожирного рубля.
Это щелочь, смешавшая грязь между пальцев.
Эта жижа грязи, что ползет по щекам,
Эти подлые жизни, неумелые танцы-
Где все фразу я отрепетировал как рассказ по ролям… (чтение по ролям)
Это я, невыдувший медь из ваших горнов.
Это я, не подсаживал вас на плечо,
Это я, запретивший смотреть ваше порно,
Это я, не утерший вам пот кумачом.
Это я, ваш великий отец и родитель,
Вы предали меня. И забыли завет,
Это подлая память, как римский Пракситель-
Снова лепит меня- но не в мрамор, в цемент!
Это я, разуверившийся в настоящем,
Это я, так любивший, так «втюренный» в мать,
Это я, как семейная тайна, стоящий,
На цепи, под столбом, под забором, «лежать!»
Это я, похороненный в Княжьей Кринице,
Смерть всегда презирал, и смеялся в лицо,
Это я, от которого вы все родились,
Заигравшись во дворе, вы расстались…с отцом..
Это я, так собравший, всю грязь, по сусекам
Не уложившийся в книжный формат
Это я, зачумленный, и сдержан в советах.
Это я, трепыхавшийся одноцветный флаг.
Это я, и страдание, и месть, и убитый,
Это я, не воскресший, отстрелянный храм,
Это мне осязаемо, как кровопийце,
Эти точки и росы, и пульс на висках.
Это я, кто боюсь, припадая нижайше,
Это я, тот кто кормится, плачет навзрыд,
Это я, вами проклятый, и настоящий,
Это я, как дамокловый меч, что висит.
Это я, согрешивший, намоленый, и просветленный,
Это я, кто за праздником просит «курить».
Я висящий в петле деревенский учитель-
Единственный из всех вас прошедший горнило войны.
Меня вновь находят югославские дети-
Это я, забивший ржавый гвоздь в лоб фашистской Сатаны!
Это я, получивший рождение в фальши,
Променявший на быль комсомольский значок,
Это я, кто не знает, что будет дальше.
И теперь становлюсь, словно в строй, на учет.
Это я , кто не верил богам и неправде,
Это я, кто стремился обманывать всех,
Мои многие дети не будут «внакладе».
За мои школьные парты, и военный успех.
Все что прожито мной, позабудется вскоре,
Мое имя -и смех, и награды, и дом,
Моя красная «зирка» висит на заборе
За забором лежу, за кладбищенским рвом..
Умирать за себя, в первый раз очень страшно-
Хоть и раньше, привык, умирать за других.
Я, торчащий в петле, школьный математик-
Но кого и чему теперь могу научить?
Будут неблагодарные внуки и дети,
Я вставал на огонь. Со скамейки запасных-
И ослепли глаза от лежания в воде
Но не в коня этот корм, им не впрок этот стих.
Посылают на смерь -не слова, не тираны,
А сердечный стук, в разряженной пустоте
Первый штурман –бомбард из ночного отряда
Всем «валькирии» в такт, я их бью, но уже в себе!
Это я, кто вас пестовал, радовался будням,
Это я, кто шагал сквозь горячий Борей,
Это я, кто остался лишь веточкой в супе,
Поздно скисшей слезой в полумрак фонарей.
Если слово мое для вас хоть что то значит,
Выходите во двор, выводите детей,
Не спросив, не вздохнув, отсчитав, словно сдачу,
Свои жалкие мины, как штандарты, к Мавзолею.
Я несу свою скорбь, через землю, сквозь время,
Мое прошлое катится монетным ребром,
Разрослось во всех вас -мое сильное семя,
В мамку-нос и глаза, ну а в батю- вы лбом!
Это я отлежался в больничной палате,
Это я, так призывно, шагал в никуда..
Это я, тихоход, перевязан, бинтами,
Что натура моя- так искала блуда.
Это мне рукоплещут немецкие асы,
Что не раз я их всех вызывал на таран,
А теперь этой ночью, деревенской, безгласной,
Я ступаю в собой заведенный капкан.
Кучно падали остатки горящей машины,
В югославскую степь, гладкий берег реки,
Я в семье и увяз, как в иле, как в трясине
Хоть бы раз я пришел- и сменили замки!
И на спор, на спасибо, боевые награды,
На «чуть- чуть посмотреть», мой младшенький сменял,
Не «за то» воевал, в этой лямке солдата,
Чтоб отсидевший в тылу ими на солнце «играл».
Это я, неумноженный, сам с собой говорящий,
Это я, изможденный синдромом войны,
Это я, мясо- кровный и настоящий,
Это я, вам принесший «березовые сны».
Я это я, подминающий пахучие лавры,
Как списать свою жертву на «нервный синдром»?
И я сейчас я стою, под потолком, как в колодце-
Засучив рукава, с волосами закиданным лбом…
Зло, размазанное в сервизах по кофейным блюдцам,
Но отставив гармонь, выхожу на распев.
И хоть раз попрошу я всех пришлых заткнуться,
И заставил прочувствовать праведный гнев.
Это я, восхитительный, и настоящий,
Угрызений здесь нет- их не может быть здесь,
Но я не не сдержался, и не испугался,
Моя злая правда- будто лютая кровная месть..
Пересуды соседей, досужие споры,
Малевать мою жизнь, словно росчерк пера,
И обрывки от слов, крашеные заборы,
Здесь нальют, там нальют- фронтовик! Хутора…
Не успев покормить дворовую псину,
Кусок счастья поймать, словно сахарный кряж,
И себя не любить, и хлестать, как скотину,
И известной науке виктимный типаж.
Я не разменявший свою жизнь на логарифмы,
Первым солнечным пульсом в сарайную щель,
А туда одному и дорога, без рифмы-
Это я –оголенный электрический нерв..
Не успев сказать старшим, с какой руки за дело браться,
Не успев рассказать за что «Красная звезда»,
Жизнь и смерть на миру- нужно жить, не стесняться,
В теплой сиськи уют, когда вкруг-холода.
Это я, как титан, одолживший у Бога,
Сыновей дочерей-яблоки Гесперид.
Будет им с миру по нитке, дальняя дорога-
Мое сердце- Освенцим- как кованый щит!
|
