Дрожащими руками прижимая время, Трех долгих, страшных лет, изрезанных войной. Блокадный Ленинград измученною тенью Бродил по улицам пропитанным мольбой.
В стенах холодных, мрачных стонет жизнь от боли, До утренней зари пытаясь протянуть. Слюну, цепляя горло, всасывать невольно И сглатывать ее по капле, по чуть - чуть.
Зажмутся дети в самый дальний угол, Коленки голые зажав в худых руках. И слезы-крапинки, размазывая уголь, Дорожки черные оставят на щеках.
А рядом мать полуживая еле дышит, Прижавши руки исхудалые к груди. Губами синими, распухшими, чуть слышно, Все что - то шепчет от заката до зари.
Бомбежка тишину за окнами заглушит. И тот, кто скрыться не успел, уж обречен. В осколки разнесет, ударом все разрушит. Блокадный Ленинград разорван, измельчен.
Разъеден до костей, обтянут бледной кожей, Кусками дряхлыми свисая с тел людских. Иссохший без воды, изодранный прохожий Тащил по улицам в мешках своих родных.
А небо в тучи собиралось - снаряжалось. Молились дети, глядя прямо в небеса С отчаяньем, ведь им теперь осталось Считать секунды в ожидании конца.
Надежды схоронят, зароют годы - старцы. Сглодавши все, что было, что нашлось. И медленно сгниют покусанные пальцы, Впитав в себя оставшуюся кровь.
Впитав все капли слез детей осиротевших И тех, кто там лежать остался навсегда. И тихий вопль их, чудом уцелевших Рвет на кусочки наши небеса.
|