Когда совсем я был еще мальчишкой,
По воскресеньям с папкой шли мы на базар.
Учебник я всегда тащил под мышкой,
Его давала мамка, чтобы изучал.
Отец же шел с большой тележкой,
В которой инструмент лежал,
И я смотрел на всех с усмешкой,
Гордясь за батю, шагом поспевал.
На рынке папку знали, уважали,
Со мною за руку здоровался народ,
И мы неспешно столик собирали,
Кому в починку надо, подождет.
Последний штрих, из тачки вынимаю,
Плакатик, где я лично написал:
«Точу ножи, лужу, чиню, паяю,
За три копейки – смех, не капитал».
И вот несут отцу в починку,
Кто ножик выкидной, кто лейку, кто пилу,
А я сижу, нахмурив брови важно,
Я самовар в починку жду.
Что ножик поточить? Копейка,
Да три корейки развести пилу,
А самовар! Это вам не лейка-
Два гривенника запаять дыру.
Ну а потом еще пятак, мне лично.
Всего за то, что я его натру,
А чищу я, простите, на отлично,
Ведь я весь в батю, по-другому не могу.
Да что там говорить, мы дома
По вечерам не жжем свечей,
И керосинку зажигаем,
Когда лишь праздник, или юбилей,
А в остальное время, хоть до ночи,
Горит наш старый самовар,
Я так натру его, что больно очи,
И валит из него горячий пар.
И вот мы все садимся чинно
Вокруг стола попить чаек,
И мать вдруг улыбнется беспричинно,
Пойдет достанет сахарок,
А батя смуглою рукою
Откроет крантик – писулек,
И чай неспешною рекою
В стакан струится – чистый кипяток!
2
Эх, времена когда-то были,
Как будто было это не со мной,
И мать с отцом тогда любили,
А дело было перед самою войной.
Когда отца призвали в сорок первом,
Я так завидовал ему,
Но похоронку принесли одним из первых,
Мать месяц убивалась по отцу.
Ну, а потом ударилась в работу,
И днем и ночью – за родной станок,
Пыталась проявить ко мне заботу,
Но глаз потух, исчез веселый огонек,
Тогда мне было уж пятнадцать,
И мысли были только о войне,
На фронт призвали в восемнадцать,
И я пошел помочь стране.
Мой первый бой, а он же и последний,
Я представлял себе не так.
Нас бросили на фланг передний,
Наш капитан был мастер контратак.
Вокруг меня земля дрожала,
А вместе с ней дрожал и я,
От страха, нет, скорее от волнения,
Боялся, чтоб не струсил я.
Когда ж в атаку рота встала,
А я одним из первых был,
Мне на душе полегче стало.
Втянув всей грудью едкий дым,
Я ринулся вперед на фрица,
Бежал так быстро и легко,
Казалось мне , что вижу лица
Своих испуганных врагов
Но вдруг какой-то зверь иль птица
Всего в двух метров от меня,
Решил под землю быстро скрыться ,
И встала на дыбы земля …
3
Лежу , во роту песок хрустит,
А губы все потрескались, прилипли,
Все тело ноет и болит,
Глаз не открыть, ресницы слиплись.
Тянусь рукой открыть глаза,
Как странно, где же голова…
-Кажись очнулся , медсестра!
-Скорей идите же сюда!
-Тише, что орешь, балда.
-Очнулся , жалко паренька.
Сестричку эту звали Катей,
Со мною песталась она,
Все время в беленьком халате,
Смотреть боялась мне в глаза.
Я был один такой в палате,
Лежал, стонал , без рук, без ног,
А мне шептала Катя - в медсанбате
Хирург у нас как царь и бог.
Он целый день с тобой возился,
Но сделать ничего не смог.
А я мечтал, чтоб удавиться
Мне кто-нибудь сейчас помог.
4
Стучат вагонные колеса,
Сын едет к матери домой,
В зубах дымится папироса,
Вот скоро полустанок мой.
Теперь у нас два самовара в доме,
Один железный на столе стоит,
Другой, у самого окошка на кровати,
От злости закипает и пыхтит.
Я знаю , что неправильно все это,
Но ничего поделать не могу,
Все душу матери я истрепал за лето,
Как воду самогонку пью и пью.
Она конечно пару раз пыталась
Мне самогонку в рот не заливать,
Но это хуже оказалось,
Ведь я всю ночь могу орать.
Когда же вижу взгляд её усталый,
Вдруг все сжимается внутри,
-Я, мать, теперь пропащий малый,
Ты, если сможешь, то прости…
|
