День на исходе. С околицы звонкой Многоголосицей песня лилась. И ни души. Лишь только с иконкой Старуха какая-то молча плелась.
Да ещё двое – военный и прочий – Угрюмо вели на расстрел одного. Ну и денёчек! – темней тёмной ночи – За пять шагов не видать ничего.
Ветер холодный с далёких окраин, Гнулись к земле и трещали леса… – Тьфу ты, грязища! – хороший хозяин В такую погоду не выгонит пса.
А этот – гляди-ка – не скажешь, что пленный, Какая походка у подлеца! – Злился в сердцах и ругался военный, Кляня и судьбу, и себя, и отца –
– Где он на наши на головы взялся, Сидели б в тепле, как другие, так вот… – Чего уж там, ладно – второй отозвался – Управимся быстро, всего-то хлопот. Привычное дело – и, чавкая грязью: – Много их было за столько лет. Схороним надёжно сучину вражью, Подумаешь, важность большая – поэт.
Довольно скулить – и одет, и при деле, И счёта не знаешь ни снам, ни деньгам… А ветер шумел, проникал под шинели, К земле прижимал и хлестал по щекам.
И ни просвета, лишь чёрные тучи, Церквей силуэты почти не видны. Остановились у самой кручи, По-над обрывом у серой стены.
– Снимай сапоги! – ни к чему тебе боле, Укроем землицею, чтоб не продрог… И встал бедолага – ни грусти, ни боли, Дрожащей рукою отбросил сапог.
И в небо взглянул, и перекрестился, – Воистину доля – свой посох и крест. И – будто ангел на землю спустился, И – вмиг развеялся сумрак окрест.
И стихло вокруг всё, и ветер стих, Лишь только старуха молилась рьяно... Последнее слово, последний стих. И наглая* смерть посреди бурьяна.
* - "наглая смерть" означала когда-то насильственную смерть, убийство.
1988
|