Безумством утомлен, теперь я, судьи, ваш!
Под задницей скамья, что мрамор мавзолея.
И прокурор-старик себя вгоняет в раж,
Чтоб растерзать мерзавца и злодея.
Он болен печенью и, как коленка, лыс,
Внебрачное дитя угрюмого Харона...
Свидетелей полно, как в грязном трюме крыс,
И всяк готов солгать для торжества закона.
Чтоб лишку не сболтнул, мне в рот забили кляп -
Попробуй тут сыграть народного героя,
Когда пронизан зал базарным визгом баб,
И чесноком разит от пьяного конвоя.
Иуда тоже здесь. Он снова на посту.
Без зрелища толпу дружок мой не оставит.
И отведет меня к щербатому кресту,
И тернии на лбу заботливо поправит.
А вот и наш палач... Он нежен, как зефир.
В душе давно поэт и даже вольтерьянец,
Богатых вдовушек полуденный кумир,
Гонитель рыжих шлюх и враг окрестных пьяниц.
Коснется он моих усталых век,
Но перед этим четко и наглядно
Успеет объяснить, что в наш паскудный век
Безумие мое для общество накладно...
Когда ж свершится казнь, и смолкнут голоса...
Когда все кончится, и все пойдут обедать,
С работы отпросясь хотя б на полчаса,
Меня ты забежишь на пять минут проведать.
|
