1.
Удивительно емкое слово есть «ничего».
Бог придумал его
оттого,
что один сидел,
бросал камушки в море обломками островов
и глядел
на круги, расходящиеся в воде.
Лед и лава, слова, не сказанные никем,
Не упавшее в землю солнечное зерно.
Бог сидел и видел, как катится вдалеке
Мраком дождь, весенний и проливной.
Я сейчас, словно камушек, в Божьей живой руке.
Молчаливому миру не страшно и не темно.
Мне – темно.
2.
На побережье легко ощущаться такой живой –
Единственной из шести миллиардов тел,
Чтоб, как в океанической пустоте,
сердце билось, рвалось в груди.
Господи, лучше совсем не чувствовать ничего,
Чем, болея, сидеть в тревоге и темноте,
всю тоску, как ворох камней на песке, сгрудив.
На побережье нет ничего, нет ни сцены вам,
ни чужой всей изранившейся души нет,
ни бумаги, чтоб ее комкать или марать.
Господи, лучше совсем молчать, нежели обесценивать
слова тяжелые, нужные и большие,
такие как «люблю», «ненавижу» и «умирай».
Господи, лучше совсем ничему не верить, совсем никого не слушая,
Чем увязать в болоте, как во вранье,
Лучше самим совсем никому не дарить слова.
Господи, что же ты будешь делать с нашими булыжниковыми душами,
Жалкими, в медалях и во рванье?
Как нас таких превращать в зеленые острова?
3.
В моей жизни происходит что-то непоправимое.
Улови меня, как мгновение, позови меня, ставь любовь, как строение, на крови моей, речка венная, чувство верное как явление – диво дивное, чудо чудное.
Ночь-чудовище ищет, рыщет то серым волком, то черным коршуном, змеем кожаным, счастьем прожитым, но не стоящим ни слезы моей, ни тоски моей или памяти.
Может быть, у Тебя получится все поправить, и
ничего-ничего от меня уже не останется.
4.
Ничего не случится. Ничего не случилось, Боже. Ничего не тревожит. Ничего удивить не может.
Есть какой-то порожек, до которого был и отжиг, и все медные трубы, и купание в молоке.
А сейчас всякий раз, когда сон приходил ко мне,
Я лежала в огромной теплой Твоей руке,
Как один из шести миллиардов Твоих камней.
|
