- Элина, расскажите про войну? - Мне трудно вспоминать, как это было: не то, что б не хочу или забыла, а нужно говорить за всю страну.
В те роковые годы наш народ от мала до велика для Победы трудился от заката до рассвета, и не было важнее из забот.
Спросите ветеранов, стариков – пожав плечами, скажут: - все так жили. Вот этой силой мы врага разбили, освободив отчизну от оков.
И я не исключение: в тылу ровесницы работали ударно, а мне достался поезд санитарный… И дальше, неохотно: как в пылу войны, в числе других госпиталей, оставив позади горящий Киев, их поезд продвигался в глубь России, откуда, занимаясь всё алей - с бойцами эшелоны гнал рассвет пожарищам навстречу и бомбёжкам, а женщины тревожно из окошка на станциях крестили их вослед…
- Мне память сохранила с тех времён, Как снимок: на разбитом полустанке - состава обгоревшего останки. А под откосом – с почтою вагон.
И степь… До горизонта вся… Белей полей под снегом: письма, похоронки, а в вышине, над всем – печальный, звонкий клин улетавших к югу журавлей.
Не счесть теперь ни матерей, ни жён не получивших чьих-нибудь последних тех весточек; ни с рубежей передних - солдат, кто, не дождавшись, был сражён.
Всё тягостнее речь её и слог задумчиво - усталый, и нередко вновь пальцы теребили край салфетки; И, чтобы поддержать наш диалог, я задавал вопросы невпопад - встречая испытующий и тихий, как у людей с лихвой хлебнувших лиха - пронзительный, чуть отстранённый взгляд.
В тот миг она была, наверно, там: в том поезде, где приторный до рвоты тяжёлый запах крови и мокроты, сочащихся по стираным бинтам.
Там, где махры и пота благовест, где, на крыло свалившись, самолёты с тузами на боках - вели охоту, прицеливаясь прямо в красный крест.
Не клеился дальнейший разговор. Мы как-то больше вежливо молчали. В упор глазами полными печали глядел в меня её немой укор.
Нет, даже не укор, а приговор, за то, что я докучливым незнаньем разбередил клубок воспоминаний, комком в груди живущий с давних пор.
Мне было стыдно, словно невзначай обидел дорогого человека: и за её, припухшие вдруг, веки, и за, уже давно остывший, чай; за то, что не обнять и не согреть, мне ставшие родными - эти плечи, и паузы неловкие – предтечи, что, видимо, пора и честь иметь.
А так хотелось поблагодарить: найти, сказать от сердца – не для слуха, но веяло такою силой духа, что не посмел: боялся оскорбить.
Слова, что ей, скорее, не новЫ – застряли по пути, как в горле кости; то, собственно, зачем пришёл я в гости - осталось недосказанным… Увы, избитых фраз изысканный елей здесь был бы совершенно неуместен и неприятен Женщине известной породой несгибаемых людей!
Всё, что сумел: смущенья скрыв огонь – поцеловать признательно без звука, протянутую на прощанье, руку в распахнутую мягкую ладонь…
Был месяц Май. Играла ребятня в «войнушку», как обычно, и пестрели, громя «фашистов» - русские пострелы.
На них смотрели на закате дня, край занавески, сдвинув, там, в окне – глаза отнюдь не воина-эллина: девчушки с хрупким именем Элина.
Одной, из победивших в той Войне…
Май 2010г
|