Снайпер думал о тайном своем, и, податлив к весны обаянью, слушал музыку, что на баяне, бесшабашно, на весь окоём, исполнял полупьяный объект, задолжавший немерено денег, их истратив на водку и девок, он, с прибором на весь этот свет, положил, и забил, нараспашку перед смертью все окна открыв, свой наяривал дивный мотив, записав на смешную бумажку, что давно убежавшей жене и гулящей озлобленной дочке, до предела дошедшей, до точки, оставляет в наследство он не бабки, блин, а баян, и мишенью он торчал, умещаясь в прицел, ненадолго живехонек, цел, красен, весел, готов к завершенью этой жизни, но пуля в стволе, отказавшись лететь, неумело покатилась туда, где звенела эта музыка навеселе…
Плакал снайпер, по крыше скользя. Понимал он, что нынче – нельзя!
|