Этот город – пацан с чуть заметным пушком над губой

* * *

Этот город – пацан с чуть заметным пушком над губой.
Мы чмырили его, с ним бывали по-детски жестоки,
и не знали, что ночью в погоне за дальней звездой
он уйдёт с рюкзаком в направлении горной дороги.
Ты же помнишь его, точно помнишь – но всё же постой,
запиши, если встретишь – узнай по отдельным приметам.
Это клёвое время и город – почти островной,
тихо канувший в лето, подобно империи хеттов,
про которых читали, себя превращая порой
в афинян-сибаритов и в жадных встревоженных персов.
...Этот город – всё тот же пацан, только сбрил над губой,
да, неузнанный, отгородился сверканьем имперским.
Словно солнечный день, где мы были самими собой
и самими собой навсегда в этом дне и остались.
Мы у счастья за пазухой прятались. Прятали рой
номинальных скорбей: летний дождь и весенняя талость.
Счастье к нам выходило из пены – отнюдь не морской:
из пивной горьковатой, на клязьминском пляже средь ила.
Поводила бедром Афродита соседней пивной.
Разбивала сердца. И всегда по её выходило.
Из воды выходил Дионис – как обычно, бухой:
крут характер, удар богатырской недюжинной силы.
Доходило до крупных разборок в вечерней пивной.
Было всякое там. Но всегда по его выходило.
Лишь по-нашему, видишь, не вышло...
Но – свет над водой,
но – закат, уронивший с причала тяжёлые вишни...
Здесь не надо любви – ни дурманной, ни даже блажной:
если лишнее всё, то и счастье, конечно, излишне.

* * *