Я взбешен, с утра я бука, Аж оконце запотело, И бездеятельна скука, Не находит место тело. Муха бьется онемело, О стекло, стремясь наружу, Я смотрю осатанело, Нагоняю в себе стужу. Наконец, хитином щелкнув, Под ладонью замолчала, Я вздохнул ее прикончив, Но, ничуть, не полегчало. Насекомых топчут люди, Дамы бедрами виляют, Кто меня сейчас осудит, Сам себя я донимаю. За упадок настроенья Муха жизнью поплатилась, А, еще вчера веселье, Все играло и светилось.
Женка! Точно, моя стерва. Спал, так нет же, разбудила, И прошлась по сонным нервам, Распекла и обозлила. Перед зеркалом бесился, А, как глянул в отраженье, Еще больше разозлился: - Ни какого уваженья! Так ходил, вздыхая звонко, И суставами чирикал, Только понял – очень тонко, Что беду я сам накликал. Нет бы, встать и что-то вымыть, Ведь в дому прислуги нету, Мог я так себя обидеть, А, жене считай – конфету. На ладони не дышавши, За версту, видать, похмелье. - Да, не прав, – себе сказавши, И прилег – забыть сомненье.
|