БОЖЬИ СЛЕЗЫ
1.
На смородины лист гуттаперчевый капнет – словно Господня слеза: начинается дождик так с вечера – будто тихо Господь нас позвал;
словно Отчей в Нем скорби не меряно накопилось за бездну времён – и вот здесь, у озёрного берега, хоть немного поплачет и Он;
словно с тварью в печали беседуя, крепок всей человечьей тоске, Он и Сам вдруг смиренно ей следует, строя храм Свой на жалком песке
этих слов, этих чувств, этой вечности – смехотворной от века – твоей, человечьей нелепой беспечности… Только ты и Его пожалей:
слишком скорбны итоги и опыты, слишком блудны родные сыны – затянулись кровавые хлопоты, и концы их пока не видны,
не видны – сколько ты ни высматривай – их у смертного нет колеса; и, как Матерь Его, плачут матери: слёзы встречные – в небеса!
…Ну а небо, как издавна, сызнова онемев, моросит стороной – чуть кропящей серебряной ризою к тверди вдруг припадая земной.
И опять поднимается в горняя – ветровая, дрожащая суть нашей жизни: дождливей, упорнее омывая слезами свой путь.
Ждёт Господь нас вдали, за пригорами, – под усталой соборной главой, и вблизи – дождевыми узорами Лик скрывая от нас грозовой.
Ждут кресты средь бессонниц часовенных (Боже, Боже, не плачь, не грусти), сторожа наши души – как воины (хоть опять Ты не слишком в чести);
и, как прежде, опять неприкаянно суждено Тебе Господом быть нераскаявшегося Каина – обречённого не любить!
Знать, и сердце не слишком расщедрится, как и жизнь-то – не слишком щедра… Верно, дождик недолго продержится – так, быть может, ещё до утра…
2.
Дождик серенький капает, капает, и такая тоска в небесах… А под камушком – квакает, квакает, и кукушка тоскует в лесах;
и за озером эхо разносится, разделяя всю здешнюю боль, – скорби общей чересполосица: то – ответ, то снова – пароль!
3.
Божий дождик – смиреннее плакальщиц – на заказ не польёт в три ручья: только капает, капает, капает, по стеклу, как по сердцу, стуча.
По холмам, по полям, по овражинам, знать, и Божии слёзы, струясь, не побрезгуют, завораживая наши души, пролиться в грязь –
в эту рыжую глину раскисшую, с голубой оторочкою мха, где, хмелея от запахов, слышу я, как вселенная стала тиха, –
в эту глушь колокольчиков робкую, чуть кропя их лиловую мглу, – вмиг вливаясь в них сыростью знобкою, омывая им зренье и слух,
чтобы к музыке капель прислушиваясь, отделяя одну от другой, замирать им в восторге, воздушною умываясь водой дорогой…
Малы–Рогово, 2002
|