Свела нас опять, тропиночка кроткая,
Свели нас опять, тревожные дни,
Стояла ты нелюбимая, мокрая,
И были мы ночью снова одни.
Дождик невидимый колко накрапывал,
По лицам и памяти – не спеша,
И поезд товарный рельсы раскатывал,
Там, где огни, суета, голоса.
И мы стояли, томились прохладою,
Боясь удивленье свое открыть,
Наверно и ей хотелось – спонтанною,
Тревогой о чем-то меня спросить.
Прожектор разрезал небо плаксивое,
Тяжелый гудок осип вдалеке,
Я вспомнил тебя в загаре красивую,
Ты, может, меня, с улыбкой в руке.
Помню, у моря, волной покоренные,
На гальку бросались в прелесть ночи,
Мы были тогда воздушно влюбленные,
Ты мне шептала, не здесь подожди.
Носил я на шее с дырочкой камешек,
Куриного бога – счастье в просвет,
Кто же из нас надломил его краешек,
Чувство иссохлось, как давний букет.
Странно, как наше молчанье всклокочено,
Глохну от пульса, дышать не могу,
Что мне сказать, что спросить – с чем заброшено,
Чувство на первом лучистом снегу.
Как невозможно гудки удаляются,
Кто-то должен решиться на шаг,
Я за автобусом желчно бросаюся,
Скомкано молча, неверно – пусть так.
Ты обязательно, знаю, расплачешься,
А я стисну зубы, с желанье - забыть,
Дождь прекратиться, автобус оплатится,
Буду как все, и смеяться, и жить.
|
