Свела нас опять, тропиночка кроткая, Свели нас опять, тревожные дни, Стояла ты нелюбимая, мокрая, И были мы ночью снова одни.
Дождик невидимый колко накрапывал, По лицам и памяти – не спеша, И поезд товарный рельсы раскатывал, Там, где огни, суета, голоса.
И мы стояли, томились прохладою, Боясь удивленье свое открыть, Наверно и ей хотелось – спонтанною, Тревогой о чем-то меня спросить.
Прожектор разрезал небо плаксивое, Тяжелый гудок осип вдалеке, Я вспомнил тебя в загаре красивую, Ты, может, меня, с улыбкой в руке.
Помню, у моря, волной покоренные, На гальку бросались в прелесть ночи, Мы были тогда воздушно влюбленные, Ты мне шептала, не здесь подожди.
Носил я на шее с дырочкой камешек, Куриного бога – счастье в просвет, Кто же из нас надломил его краешек, Чувство иссохлось, как давний букет.
Странно, как наше молчанье всклокочено, Глохну от пульса, дышать не могу, Что мне сказать, что спросить – с чем заброшено, Чувство на первом лучистом снегу.
Как невозможно гудки удаляются, Кто-то должен решиться на шаг, Я за автобусом желчно бросаюся, Скомкано молча, неверно – пусть так.
Ты обязательно, знаю, расплачешься, А я стисну зубы, с желанье - забыть, Дождь прекратиться, автобус оплатится, Буду как все, и смеяться, и жить.
|