Ночь паутину снов опять сплетает
из трапезы дневной, и в липких нитках
запутается разум, обрекая
себя на то, чего и быть не может.
А почту, вместо голубиной стаи,
отправят адресату на улитках,
чтоб новости скончались и глухая
тоска ослепла, ощущая кожей
бессмысленность всех радостей вчерашних,
как, в общем-то, и будущих … а память
всё будет биться в судорогах фобий
из клавиш выбивая фуги Баха
невыполненных клятв каких-то страшных
и мёрзлых чувств, что норовят растаять
и душу утопить в пруду утопий.
Как хорошо, что память – черепаха …

Набором слов чужих произведений
убитый, словно негр апартеидом,
я предпочту Софоклу Еврипида –
в нём больше жизни … и он тоже – гений.

***

И чтобы ты почувствовать смогла
мой прежний пыл, спешу себя взъерошить
и клавишами щёлкать допоздна
не Моцарта, но тени эксклюзива …
И если не пройдёт альтернатива,
стоять, курить полночи у окна,
подспудно убивая в себе лошадь.
И думать: как убить в себе осла?
Над скудностью ума ассортимента
Смеясь, просить себя же: вдохнови!
И оборотней летних полнолуний
в себе увидеть в зеркале … доколь
вся эта перманентная юдоль,
весь этот мир простраций и безумий …
И жажда жизни, света и любви
пребудет, как всегда амбивалентно.
И утолится, вроде, невзначай,
секретом купажа: портвейн и чай.