Нас жарою Москва повенчала, Плыл малиновый звон над рекой, Но прощальная песня вокзала, Так внезапно взмахнула рукой. Потянулись дела фронтовые. Без оглядки, в атаку, ура! Пуля-дура, штыки удалые… Грудь в наградах, в крови прапора.
Мне писала, что ждёт дорогая, Я гордился любовью такой. Но февраль, наши планы ломая, Нас развёл роковою волной. Мы сражались за правое дело. Государь-император - отец… Всё жестоким, коварным расстрелом Растоптал большевистский подлец.
Севастополь, последний корабль На прощанье даёт три гудка… Ребятишки, какие-то бабы, Офицеры другого полка. Невозможно к России спиною, Я смотрел на её берега… И тяжёлой свинцовой волною На погоны ложилась тоска.
А судьбе, так уж стало угодно, Вновь свести нас от дома вдали, В галлипольских болотах чахотных Мы несчастными быть не могли. Нас на Родину души стремили, Только смерть, рановата пока, И сильнее сжимались в бессильи, Два неслабых моих кулака.
Жизнь катилась неправильным кругом. Сел ненужный кораблик на мель. А моя и жена, и подруга, Так случилось, пошла на панель. Я избавил её от мучений На задворках турецкой земли. Пусть у Бога не будет прощенья, Я любимую сам застрелил…
Ничего не осталось на свете… Этот лист, да патрон в револьвер… Всех простил я, на этой планете… Ухожу… Боевой офицер...
|