Снежный цианистый калий запил хлоргидратом.
Яд разливался по телу змеистым теплом.
Чёрная женщина села на пуфики рядом.
Пуговка блузы блестела холодным стеклом.

Мы завели разговор об осенней погоде.
Лист барабанил меж рам, рвался на волю вновь.
Чёрные губы дрожали дождей половодьем.
Чёрные зубы шептали про чью-то любовь.

Женщина вдруг замолчала, луну одарила
взглядом блестящих, как угль антрацита, очей.
Ловко цианистый калий с груди растворила,
быстрым движением, моих прикоснувшись плечей.

Тотчас в горшках зарыдали цветки о разводе,
кошка, шипя, отбежала на кухню к плите.
Блюдца бренчали, пытаясь убиться в комоде.
Чёрную женщину зрея в чумной наготе.

Словно, как звери кусались мы, страсть убивая.
Чёрные копны волос замотались в узлы.
Снежный цианистый калий блестел, озаряя
комнаты пыльной раскрытой тупые углы.

Жёлтая луна улыбалась коварно и смело.
Пуфики стёрлись, дымилась разбитым тахта.
Чёрная женщина сбросила чёрное тело,
и растворилась с восходом на небе звезда.

Умерло всё. Кошка вышла с утра никакая.
Пышные цветки превратились в сухие стручки.
Лужей цианистый калий блестел, выжигая
в щепу паркет поцелуем от чёрной тоски.

Чёрная женщина, в каждую ночь ожидания
ставлю зарубку ножом на дверном косяке.
Звёздная пыль из зарубок, как сердца признания,
как дуновения лучей на небесной реке.


20 марта 2009 г.
С-Петербург