Знаешь, этот город становится все непригодней для жизни,
Даже нет в нем порою места, где выпить кофе,
Словно живешь не в милой когда-то сердцу отчизне,
А в какой-то Дании или загадочном Дюссельдорфе.
Нет, конечно, кафе полно, даже, может, их стало столько,
Что проблема выбора становится неразрешимой,
Только нету тех, к кому можно подсесть за столик,
Или просто махнуть рукой, пробегая мимо.
Этот город заполнили жадные провинциалы,
Жажда быть рижанами на них, как печать порока,
Им навряд ли освоить старинные ритуалы
Сигарет, и черного кофе, и разговоров негромких.
Поколенье клерков галдит, обсуждая шопинг,
Пьют туристы пиво… И как в них столько влезает!
Может, мы и вправду стали жить, как в Европе,
То есть в этой Европе тоже тоска такая?
Все, в конечном счете, всегда упирается в веру.
Поколенье пепси верит в новые идеалы…
Нам уже коммунисты пытались впарить свои химеры,
Потому и шопинга, видно, для счастья мало.
Я не верю, что мюсли полезнее, чем котлеты,
Что кровать (по фэн-шуй) надо ставить к окну изголовьем…
Скоро будет негде даже выкурить сигарету,
Не поверишь: Минздрав воюет за наше здоровье!
Я, конечно, держусь на плаву, только, Бог свидетель,
Я устала «бороться за выживаемость судна»,
Говорят, терпение – высшая добродетель,
Значит, святость, как старость, накапливается подспудно.
Ты смеешься? А я тревожусь: не вышло бы разминуться
Там, где нам обоим еще обещана встреча…
Сигаретный дым, капли кофе на белом блюдце,
И еще один вечер, еще один длинный вечер.