(Посвящается 170-летию со дня смерти А.С.Пушкина)
“Товарищ, верь: взойдёт она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!” А.С. Пушкин
Я вновь беру с витрины “банку”- Не леденцы ж с витрины брать, Иду, как Пушкин на Фонтанку, В народ сюжеты собирать.
Сюжетов мало, все похожи, Как в предыдущие года... В глаза мне смотрят те же...(лица), Вновь прячу “банку” со стыда.
А впрочем нечего стыдиться: Какая жизнь, такой и быт. Могу я от души напиться, Если душа моя болит.
Устало рифмы подбираю: Такая лезет ерунда. Словами, как мячом играю: Туда-сюда, сюда-туда...
Так, вероятно, гений Пушкин При свете тусклых фонарей Перо оставив на подушке, Ямб переделывал в хорей.
Вертелись рифмы у поэта: “Козёл Дантес”, “куда полез”, “Раздета”или “козни света”, “Балбес”, “прокля'тый Небом бес”.
Летящие на бал кареты Прочь разгоняли мелюзгу... Рождались на ходу куплеты В задетом ревностью мозгу:
“Скажи, злодей, какого хрена Прилип к жене, как банный лист, Приёмыш жалкий Геккерена, Забывший честь авантюрист.
На струнах дьявола играешь Враждебной силы подлый раб, В геене огненной узнаешь: Все беды в мире из-за баб!
К барьеру, подлый лягушатник, Через родню проникший в дом, Альфонс, французишка, развратник, За жалость отплотивший злом!”
“Шерше ля фам, шерше ля фам”*- Злой рок не пощадит поэта. Все беды наши из-за дам, А в том числе и козни света.
Оставлю Пушкина с Дантесом - Удачный выстрел был не наш. Смотрю всё с большим интересом На зимний городской пейзаж.
Как Пушкин,избегая фальши, Ищу на улице сюжет, Иду в народ как можно дальше... Достойного сюжета нет.
Цилиндров нет, тростей не вижу, Что хочешь – двадцать первый век... Лишь за углом один бесстыжий Нужду справляет человек.
Стреляться не с кем: пистолеты Пока у нас запрещены... Навстречу не идут сюжеты, Но в этом нет моей вины.
Не виноват и гений Пушкин: “Россия вспрянет ото сна...” Я выпиваю пол-чекушки, Вдали мигает мне Луна.
Прикрывшись тучкой, как вуалью, Всего лишь на какой-то миг, Вновь издевается каналья - Царица козней и интриг.
Ну выпил я, “чего же боле...” Когда душа моя болит, Глоток приличный алкоголя, Я думаю, не повредит.
Легко художника обидеть, Смотрю в “глаза” плутовке в даль, Мечтая наяву увидеть Её обратную “медаль”.
“Смеёшься, старая блудница? А Пушкин не был ли смешон, Когда вдруг предложил напиться Старушке на грядущий сон?
Ну ладно, Бог с ним, я ж не Пушкин, Ему и впрямь я не чета, Давно в живых нет той старушки, В музее – кружка, но не та.
Поэту нечего стыдиться, Как нам с большого бодуна: Он в ссылке был, хотел напиться, А рядом – нянька лишь одна.
Сойдёт и нянька, если в силах Вина две кружки хлобыснуть, Сказать, как на горшок носила И с Божьей милостью заснуть.
Поэту только остаётся Прочесть: ”Ай, Пушкин, ай, да, сукин сын! Как нянька радостно смеётся! Во сне, а я опять один.”
На землю снова возвращаюсь, Отстал от Пушкина с Луной... А может быть я дурью маюсь: Не вижу сцены ни одной...
Народ у нас какой-то квёлый, Нежизнерадостный народ. В дурдоме есть один весёлый, Но только выйдет через год И то, когда найдя причину, Всех перестанет веселить, Как все больные, сгорбив спину, Начнёт с ответами юлить.
Мороз уже почти под тридцать, А молодёжь всё пиво пьёт, И я хотел бы помочиться, Но воспитанье не даёт.
Не вижу ни одной скамейки... Кругом – собачьи “калачи”, Под снегом свалку ждут “копейки”, Короста съела “Москвичи”.
Старик помои выливает - Чуть-чуть не потерял очки, Вокруг собак голодных стаи “Приватизируют” бачки.
Приходит мысль, что мы похожи Своей судьбой, разве не так? Никто разубедить не сможет - Похожи чем-то на собак.
Нет, вру, они как расплодились, А мы живём одним лишь днём, Рожать в реформах разучились, Не встретишь даму днём с огнём С коляской детской на прогулке, С улыбкой гордой на устах - Ни во дворе, ни в переулке, В других общественных местах.
Вроде, и женщины здоровы, “Предмет” у большинства стоит... Виной всему презервативы: Большой был раньше дефицит!
А нынче, где только ни встретишь, Побольше, чем грибов в лесу... Луна, Луна, ты всё заметишь, Какую чушь порой несу.
Проблема не даёт покоя, Одно лишь не даёт грустить: Порой и Пушкин нёс такое, Что детям лучше пропустить.
Ходил налево и направо, Сто женщин “полюбить” успел, Мат рифмовал ради забавы... Куда же Бенкендорф смотрел?
Оставлю в прошлом генерала: Судить “чекиста” не берусь... Сюжетов что-то вижу мало, А в фантазёры не гожусь.
Огни реклам бросают блики В глаза наивных простаков, Висят сосульки словно пики Средневековых мужиков, Морозом собранных в “дружины” На ежегодный зимний срок, Готовые вонзиться в спины Всех тех, кто вышел за порог.
Скрипят под слоем снега крыши, Растут “дружины” на глазах, Мгновенно заполняя ниши, На граждан нагоняя страх. Когда “критическая масса” Превысит допустимый крен, Дождутся и “дружины” часа, Покинут вынужденный плен.
На скользкой тропке гололёда (Водитель “Скорой”, жми на газ!) Вонзятся пики в пешехода Не в первый в нашей жизни раз.
Все посочувствуют бедняге, Водитель “Скорой” увезёт На устаревшей колымаге Вновь проклиная гололёд.
Спасут ли, вылечат, - не знаю... На это только Божья власть, А я пойду, судьбу ругая, Стараясь тоже не упасть, Глядя на крыши неустанно Коньковым шагом чуть дыша, Боясь подвоха и обмана Домой, погибнуть не спеша.
Страшны российские сюжеты. Вот вам и двадцать первый век! Хоть Пушкин ненавидел лето, А я – на стороне калек.
“Россия вспрянет ото сна...” Быть может и когда-то “вспрянет”, Но только жизнь у нас всего одна, И врядли это кто застанет.
Хотелось бы дождаться лета, Рвануть по травке босиком Бегом подальше, на край света С корзинкой или рюкзаком, Забыть январские тревоги, Под лёд ушедших рыбаков, Кляня российские дороги И вездесущих дураков.
Налить пол-кружки на закате, Поэта с няней помянуть - Из уважения, не к дате, И от усталости заснуть.
Наступит, верю, день погожий! А я к нему давно готов. Начнётся оттепель, прохожий, Держись подальше от домов!
Пойдут в последний бой “дружины”, Почуяв таянье снегов, Крушить чужие плечи, спины, Приняв прохожих за врагов, Весёлых, грустных, жадных, честных, Как Пушкин любящих весну, Включая девушек прелестных, Которых знаю не одну.
О землю разобьются нашу “Дружины” тая на глазах, Весною превратятся в кашу, И уплывёт с ручьями страх, У тех, кому на этом свете Всем обстоятельствам назло, Мечтавших о весне и лете, В сезоне этом повезло.
Не всем ручьи намочат ноги, Не все вдохнут весны глоток, Не все забудут о тревоге И выйдут снова за порог.
Несчастных увезут в больницу, Другие дальше будут жить, Вернутся с птичьим гриппом птицы, Начнут над озером кружить,
Покружат, сядут, оглядятся, Попутно чаек заразят, И будет некогда смеяться: “Испанка”** косит всех подряд.
Не признаёт границ, законов, А в восемьнадцатом году Взяла пол-сотни миллионов У всей Европы на виду.
Пришла негаданно, нежданно И проредила Старый свет, Потом исчезла как-то странно, Но до сих пор вакцины нет.
Но только солнышко пригреет, И прекратится перелёт, С Москвы прививка подоспеет, Способная спасти народ.
Не хватит всем вакцины – знаем: В бюджете нет таких статей... Немного Думу поругаем, Уколим женщин и детей.
Старух и стариков - не будем: У них закалка ещё та! Потом правительство осудим, Чтоб снять кого-нибудь с поста.
Когда уколимся по разу По списку ровно через год, Забудем птичью все заразу, Но не забудем гололёд, Сосульки, “скорую”, беднягу, Привычный городской бедлам, И снова, проявив отвагу, Все разбежимся по делам.
Блеснут опять огни рекламы, Сорвётся с крыши груда льда, И очевидцы новой драмы Замрут от боли и стыда.
2006 г.
Примечание: Шерше ля фам* - Ищите женщину, “Испанка” **- аналог птичьего гриппа.
|