Здесь озера с брусничной каймой,
Здесь полночные сумерки серы.
Здесь зверел от бессилья конвой
Перед тихим величием веры.

Там, где вянет от соли трава,
А на лицах – соленая влага,
Как белухи, плывут острова
Соловецкого архипелага.

Звякнет колокол в монастыре,
Не встревожив белесые дали.
Я стою на Секирной горе,
Где от боли березы кричали.

Здесь теперь тишина и покой,
Зверобой у заброшенной бани.
И тропинка под самой горой
Пахнет прелым листом и грибами.

Но я вижу, как бьются костры,
Но я знаю – в осенние ночи
Здесь из леса выходят кресты
На размытый суглинок обочин.

И стоят вдоль дороги стеной,
И под тяжестью неба не гнутся.
И бессильно звереет конвой,
И не может до нас дотянуться.

Наша совесть не вправе стареть,
Если небо ложится на плечи.
Я стою на Секирной горе
Над распятой бедой человечьей.

И надежда рождает слова,
От которых дымится бумага.
И плывут подо мной острова
Соловецкого архипелага.