Ещё один "умер в своей постели". Сердце отказало или что другое, сие есть тайна, покрытая мраком. Да это уже неважно, ибо началась жизнь вечная, и на Небе, и на.... Земле.
***************************
Мне сегодня хочется играть хоть до сцены далеко, как до Луны. в полудреме пробовал мечтать, только люди прерывают сны.
Сны в колодках старых и цепях, гаснет печка, не хватает дров. на крутых опасных виражах в жилах синих леденеет кровь.
Помню зал знакомый до слезы, новый зритель обитает в нем, желтые афиши и листы украшают обветшалый дом.
Четверть века скован и спелёнут, в саване, в наряде ли чтеца, скукой беспросветной глухо стонет племя без судьбы и без лица.
Лучше слушать клены и березы, сорок два, а дальше двадцать пять. в январе на самые морозы Водолей завертится опять.
Не прожил я даже половину; загоняют серых егеря, ветер бьет, разламывая спину, корабли подняли якоря.
На снегу алеющие розы, осознать, запомнить, ощутить. в стихотворной форме или прозе я бесповоротно выбрал - "быть".
Может мать, а может и Марина вспоминают, глядя на закат, на гитаре виснет паутина, и в театре ссоры да разлад.
Я из всех усопших самый первый кандидат на отпуск за "свои", словно струны вытянулись нервы и виски снегами замели.
Отпусти на краткое мгновенье жизнь, вдохнув в распавшуюся плоть, Аве, отче! я без сожаленья вечность отдаю за эту ночь.
Отрекаюсь от блаженных кущей, где созрели сочные плоды, только ты, владыка Самосущий, наведи обратные мосты.
Не вхожу в элитные чертоги, даже здесь в сияющих мирах ложь о правду вытирает ноги и святые бьются на ножах.
Клан Судей и Серых кардиналов, на земле постигнувши азы, из "заплечных" вырвавшись подвалов, перешел в вальяжные тузы.
Дознаватели отцы в фаворе, им шестерки служат за пятак, в потасовке иль в словесном споре быстро объясняют, что и как.
Сетью Иерархии опутан старенький, потрепанный Олимп, два Григория- Отрепьев и Распутин, золотистый примеряют нимб.
********************************
Дай взглянуть на то, что я оставил - сцену, дом, француженку жену, обещаю в бой не лезть без правил не напьюся и не ускользну.
В нужный час прибуду я обратно, лягу на Ваганьковский погост. голос сел, слова звучат невнятно, но прошенье принято всерьез.
Лестница согнулась, заскрипела, обнажив зияющий пролет. мне на складе выписали тело, с левым поворотом на исход.
Словно Йорик, вынут из могилы, но чуток опрятней и свежей, кроются недюжинные силы, в глубине спрессованных страстей.
На потеху правящей верхушке, шут смешил тупоголовый двор, колотя в пустые погремушки, хитроумно злобен и остер.
Среди всех проявленных пороков, шутовство не худшее из зол. чтобы не сломаться ненароком, штырь стальной хребтину пропорол.
Впереди блеснули светофоры. и по встречной двинулся поток. недруги попряталися в норы, псов голодных, взяв на поводок.
По шоссе, отсчитывая мили я с судьбой играю взапуски, двадцать пять, присяжные влепили, долгих лет молчанья и тоски.
"Максимальный" честно отработал, оттрубил, отмерил, отмотал. на волков объявлена охота. как на вредный хищный материал.
Мир не изменился ни на йоту многих из друзей не досчитал, а живущих, мучает дремота, да зовет Безглазая на бал.
Ну, а те, которые встречали потихоньку вытерли глаза. пылью покрываются скрижали и в церквях тускнеют образа.
Чьей рукою щедрую разбросан, этот ярко огненный букет, над решеньем вечного вопроса бьется Гамлет, не найдя ответ.
Отсекаю "не" балласт, частицу, чашу с ядом разбивая в прах, Як, разбитый в небо возвратится, ну а я - с гитарою в руках...
Отраженья нет, расплывчато – не видим, и в фойе закрыты зеркала, я за это вовсе не в обиде мне бы поиграть и все дела...
Поработать нынче до упора, надеваю выцветший костюм, вот спасибо, оказался в пору и знаком до боли гулкий шум.
******************************
Зал затих торжественно и строго. зазвучал уверенный аккорд, отошла Косая от порога мне теперь не страшен черт.
Понеслися взмыленные кони а в театре времени - аншлаг, я гляжу на стертые ладони, сам себе и друг, и лютый враг.
Гамлет озадаченный и хмурый, тень отца крадется по стене, на полу расставлены фигуры, приглашенье к шахматной войне.
Мне антракт запомнится надолго. репортеры скачут как козлы. правда ли, скажите, в черной волге, Вас в восьмидесятом увезли.
На лубянке долго вербовали и тайком отправили в Париж. обещали льготы и медали. расскажи, ну что же ты молчишь?!
Иль хмельной переборщили жижи, встав на лыжи в летнюю жару, фамильярность с детства ненавижу и азарт площадной не люблю.
Человечью глупость не измерить из нее сплетается клубок. я гримерной запираю двери, на большой увесистый замок.
Да жуки проскальзывают в щели, предвкушая жирненький улов, в море капитан обходит мели, на земле ж нельзя без кулаков.
Обещанье, данное не драться, не нарушу, ускоряя ход часов. или обнаглевшим папарацам, убегать придется без зубов.
Кто схоронен был на самом деле из начальства иль из мелюзги, я держусь, ребята еле-еле охлаждая волею мозги.
Зазвенел звонок и на подмостки. вышел принц, страдающий опять. растворились в зале недоноски, ох! успеть бы только, доиграть.
Ограничив сроки до предела ускользает время в решето, как кусок исписанного мела, я ни тот и все вокруг ни то.
Дотянуть последние мгновенья, В суррогатном теле дрожь и боль я с Косой пойду на соглашенье, хуже смерти прерванная роль.
А Старуха подползает тихо, шепчет в ухо - погоди чуток. репортеры подняли шумиху пол часа даю на посошок.
Гнать по полной, и без перерыва, как на потной лошади верхом, уходить положено красиво и на этом свете и на том.
Гул оваций, рев, аплодисменты, вызывают зрители на бис. Ни к чему пустые сантименты, вверх взлетая, ощущаю низ.
Может быть, в июльский полдень жаркий навестить удастся уголок, где любил, писал стихи и байки, водку пил и был не одинок.
Все прервалось резко и сурово. вместо сцены плиты и кресты. я вернулся в прежние оковы, на снегу, истоптанном цветы.
Мир загробный стал родней и ближе воскрешенье - сказка при луне. обездвижен, наголо острижен, но собой доволен я вполне.
Отдохну, а после снова в люди, принимайте гостя, кто там есть? Даже если никого не будет временную одолею взвесь.
Над Москвою стужа ледяная, с бытием меняется исход. эту явь теперь воспринимаю как реальный правый поворот.
Встало Солнце в венчике узорном, колокольни начали трезвон, воронье взметнулось тучей черной, и толпа явилась на поклон.
Захрипели враз магнитофоны, как дверные старые звонки. различаю шапки и погоны тех, с кем развлекался в "поддавки."
А мороз крепчает хрустко - звонкий, покраснели щеки и носы, сторожа припрятали двустволки, убрались озябнувшие псы.
Помянули, спели и сплясали. расползаясь затемно домой. некоторые, правда, отъезжали, рассказав, как зналися со мной.
Между небом и землей зависший, ни живой, ни мертвый, ни какой, стихотворной согреваюсь пищей за упруго-тонкою стеной.
|